Страницы : 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
Клайв Стейплз Льюис
Хроники Нарнии часть 7
Последняя битва
1. КОТЕЛКОВОЕ ОЗЕРО
Это
случилось в последние дни существования Нарнии. Далеко на Западе, за
равниной Фонарного столба, за огромным водопадом, жил Обезьян. Он был
так стар, что никто не мог вспомнить, когда он впервые пришел в эти
места. Он был самой умной и при этом самой морщинистой и безобразной
обезьяной, какую только можно себе представить. Жил он в маленьком
домике, который прятался в развилке большого дерева среди листвы. Звали
его Хитр. В этой части леса было много других говорящих животных и
людей, и гномов, и прочих обитателей, но у Хитра среди них был только
один друг и сосед, ослик по имени Недотепа. Оба говорили, что они
друзья, но, глядя со стороны, можно было подумать, что Недотепа был
скорее слугой Хитра, чем его другом. Он работал за двоих. Когда они
ходили к реке, Хитр наполнял водой большие кожаные фляги, но тащил их
Недотепа. Когда им было что-нибудь нужно в городе, расположенном ниже
по реке. Недотепа шагал туда с пустыми корзинами на спине и нес их
обратно полными и тяжелыми. Все вкусное, что ослик приносил из города,
съедал Хитр, и при этом говорил: "Ты же понимаешь, я не могу есть траву
и чертополох как ты, и по справедливости я должен это чем-то
возмещать". На что Недотепа всегда отвечал: "Конечно, Хитр, конечно. Я
вижу, что это именно так". Недотепа никогда не выражал недовольства, он
знал, что Хитр гораздо умнее его, и думал, что очень мило со стороны
Хитра быть его другом. А если Недотепа и пытался спорить, Хитр всегда
говорил: "Не спорь. Недотепа, я понимаю, что нам нужно, гораздо лучше,
чем ты. Ты ведь знаешь, что ты не очень умен". И ослик всегда отвечал:
"Да, Хитр, ты прав, я не умен", и больше не протестовал, и делал все,
что говорил Хитр.
Однажды утром эта парочка отправилась гулять по
берегу Котелкового озера. Это было большое озеро, лежащее у подножья
скал на западном краю Нарнии. Огромный водопад с громовым шумом падал
прямо в озеро, а с другой стороны из него вытекала Великая река. Вода в
озере все время плясала, булькала и вспенивалась, как будто закипала, и
именно поэтому его назвали Котелковым. Озеро оживало ранней весной,
когда водопад заглатывал все снега, тающие на вершинах Западных гор. И
вот, когда Хитр и Недотепа смотрели на Котелковое озеро, Хитр внезапно
ткнул темным морщинистым пальцем и сказал:
— Посмотри! Что это?
— Что, что? — сказал ослик.
— Что это за желтая штука, которую несет вниз по водопаду? Вот она опять, смотри! Она плавает. Мы должны понять, что это.
— Должны мы? — сказал Недотепа.
— Конечно,
должны, — ответил Хитр. — Это может быть что-нибудь полезное. Будь
другом, прыгни в озеро и вылови эту штуку. Тогда мы и узнаем, что это.
— Прыгнуть в озеро? — сказал ослик, шевеля длинными ушами.
— Ну, а как мы иначе достанем это, если ты не прыгнешь? — спросил Обезьян.
— Но…
но… — сказал Недотепа, — не лучше ли будет, если ты прыгнешь? Ведь это
тебе хочется узнать, а не мне. Кроме того, у тебя есть руки, как у
человека или гнома, а у меня только копыта.
— Да, Недотепа, — сказал Хитр. — Я никогда не думал, что ты можешь такое сказать. Даже представить себе не мог.
— Ну что я сказал неправильного? — робко спросил осел, видя, что Хитр глубоко оскорблен. — Я имел в виду только…
— Ты
хочешь, чтобы я полез в воду? — спросил Обезьян. Как будто ты не
знаешь, какая слабая у обезьян грудь и как легко они простужаются!
Очень хорошо. Я полезу. Я наверняка простужусь на этом жестоком ветру.
Но я полезу. Может быть, я даже умру. Тогда-то ты пожалеешь, — голос
Хитра звучал так, будто он собирался удариться в слезы.
— Ну, пожалуйста, пожалуйста, не делай этого, — не то сказал, не то проревел ослик. — Я вовсе не имел этого ввиду.
Ты
знаешь, что я глуп, и не могу думать о двух вещах сразу. Я забыл про
твою слабую грудь. Конечно, я полезу. Ты и не думай делать это сам.
Обещай мне, что ты этого не сделаешь, Хитр.
Хитр обещал, и Недотепа,
цокая всеми четырьмя копытами, стал искать, где бы войти в озеро. Мало
того, что было холодно — не шуткой было и войти в эту бурлящую и
пенящуюся воду, и ослик стоял и дрожал целую минуту, пока решился. Но
тут Хитр, стоя позади, воскликнул: "Лучше бы я сделал это сам". Услышав
такие слова, Недотепа сказал: "Нет, нет, ты же обещал, я уже там", — и
вошел в озеро.
Огромная масса пены окатила его, пасть наполнилась
водой, он почти ослеп. Он пробыл под водой несколько секунд и вынырнул
далеко от берега. Потом водоворот поймал его и потащил по кругу все
быстрее и быстрее, пока ослик не очутился прямо под водопадом, и тут
вода обрушилась на него со всей силой и потащила вниз, он подумал, что
.уже не сможет вздохнуть, вынырнул и очутился около той вещи, которую
пытался поймать, но водопад затянул ее на дно.
Когда она снова
показалась на поверхности, то была еще дальше от ослика. Наконец он,
весь в ушибах, онемевший от холода, близкий к смерти, схватил ее
зубами. Он толкал ее перед собой, путаясь в ней передними копытами —
она была размером с большой каминный коврик и к тому же тяжелая,
холодная и скользкая.
Он бросил ее перед Хитром и стоял промокший и
дрожащий, пытаясь перевести дух. Но Обезьян даже не взглянул на него и
не спросил, как он себя чувствует. Он был слишком занят. Он ходил
кругами вокруг этой вещи, разворачивал ее, сворачивал, обнюхивал. Затем
в его глазах показалась злая усмешка и он сказал:
— Это львиная шкура.
— Э… аа… о… это, — задыхался Недотепа.
— Интересно… интересно… — пробормотал Хитр, задумавшись.
— Интересно,
кто убил этого бедного льва, — проговорил Недотепа спустя некоторое
время. — Его нужно зарыть, мы должны устроить похороны.
— О, это не
говорящий лев, — возразил Хитру — не беспокойся. Тут до самой Западной
Пустыни нет говорящих зверей. Это шкура немого, дикого льва.
Так оно
и было. Охотник, человек, убил льва и снял с него шкуру где-то в
Западной Пустыне несколько месяцев тому назад. Но это не имеет
отношения к нашей истории.
— Все же, Хитр, — сказал Недотепа, — даже
если это только дикий, немой лев, разве мы не должны устроить ему
приличные похороны, я имею в виду… ну… разве не все львы важны, потому
что ты знаешь, кто… Ты понимаешь?
— Не забивай свою голову такими
мыслями. Недотепа, произнес Хитр, — ты ведь сам знаешь, что не силен в
размышлениях. Мы сделаем тебе из этой шкуры отличную зимнюю одежду.
— О,
не думаю, что мне этого хочется, — сказал ослик. Это будет выглядеть
как… Ну, я имею в виду, что другие звери могут подумать… или, можно
сказать, я буду чувствовать себя…
— О чем ты говоришь? — спросил Хитр, почесываясь по-обезьяньи.
— Я
не думаю, что будет уважительно по отношению к Великому Льву, самому
Аслану, если такой осел, как я, станет ходить в львиной шкуре.
— Не
спорь, — сказал Хитр, — что может знать такой осел, как ты, об этих
делах. Ты же знаешь, что не слишком хорошо умеешь думать, так уж
позволь мне думать за тебя. Почему бы тебе не обращаться со мной так,
как я обращаюсь с тобой? Я ведь не делаю того, что ты умеешь лучше
меня. Поэтому я и позволил тебе лезть в озеро: я знал, что это ты
сделаешь лучше меня. Другое дело то, что я могу делать, а ты нет. Или я
вообще не должен ничего делать? Давай по-честному делиться работой.
— Конечно, если ты считаешь, что так нужно, — сказал Недотепа.
— Вот
что я тебе скажу, — ответил Хитр. — Ты бы лучше пробежался быстренько
вниз по реке до Чипингфолда и посмотрел, нет ли там апельсинов или
бананов.
— Но я так устал, Хитр, — взмолился ослик.
— Ты сильно
промок и замерз, — сказал Обезьян. — Тебе нужно согреться. Быстрая
пробежка — как раз то, что нужно. Кроме того, в Чипингфолде сегодня
базарный день.
После этого Недотепа, конечно, сказал, что пойдет.
Как
только Хитр остался один, он поспешил своей неуклюжей походкой, то на
двух, то на четырех, к дереву. Болтая сам .с собой и гримасничая, он
прыгал с ветки на ветку, пока не вошел в свой маленький домик. Ему
нужны были иголка, нитки и большие ножницы, ведь он был очень умным
Обезьяном, и гномы научили его шить. Он засунул клубок ниток в рот (это
были очень толстые нитки, больше похожие на бечевку, чем на нитки), так
что щека его раздулась, как будто он сосал большую конфету; зажал в
губах иголку и взял ножницы в левую лапу. Затем он слез с дерева и
вернулся к львиной шкуре, сел на корточки и принялся за работу.
Он
понял, что туловище львиной шкуры слишком длинно для ослика, а шея —
коротка, поэтому отрезал большой кусок от шкуры, чтобы сделать воротник
для длинной шеи Недотепы. Затем он отрезал голову и пришил этот
воротник между головой и плечами. Он сделал тесемки, которые должны
были завязываться на груди и животе Недотепы. Каждый раз, когда над ним
пролетала птица, Хитр прекращал работу. Похоже, он сердился на птиц,
так как не хотел, чтобы кто-нибудь видел, чем он занят. Но птицы были
не говорящие, их можно было не опасаться.
К вечеру Недотепа вернулся назад. Он уже не скакал, а терпеливо тащился, как это обычно делают ослики.
— Там не было апельсинов, — сказал он, — и не было бананов. И я ужасно устал, — и он лег.
— Пойди примерь свою прекрасную новую одежду из львиной шкуры, — сказал Хитр.
— Сколько беспокойства с этой старой шкурой, — воскликнул Недотепа. — Я примерю ее утром, я очень устал сегодня.
— Какой ты недобрый, — сказал Хитр, — если ты устал, то
как же устал я. Весь длинный день, пока ты совершал освежающую прогулку
вниз по долине, я трудился, чтобы сделать тебе одежду. У меня так
устали лапы. Я устал резать ножницами. А ты не хочешь даже сказать мне
спасибо… ты не хочешь даже посмотреть… Ты не заботливый… и… и…
— Извини
меня, мой дорогой Хитр, — отозвался Недотепа, мгновенно вскакивая. — Я
отвратительный. Конечно, мне будет очень приятно это примерить.
Выглядит просто великолепно. Давай примерим сейчас же, давай?
— Ну,
тогда стой здесь, — сказал Обезьян. Шкура была тяжелая, и он с трудом
ее поднял, но в конце концов, после множества усилий, дерганий,
пыхтенья, тяжелых вздохов, надел на ослика, завязал тесемки и привязал
ноги шкуры к ногам ослика и хвост к хвосту. Серый нос и морда Недотепы
мелькали в открытой пасти львиной головы. Каждый, кто когда-нибудь
видел настоящего льва, заметил бы подделку через минуту. Но тот, кто не
видел львов никогда, взглянув на Недотепу в львиной шкуре, мог по
ошибке принять его за льва, особенно издали и при неярком свете, и если
бы Недотепа в этот момент не ревел и не стучал копытами.
— Ты
выглядишь чудесно, просто чудесно, — сказал Обезьян. — Если кто увидит
тебя сейчас, то подумает, что ты Аслан, сам Великий Лев.
— Это было бы ужасно, — возразил Недотепа.
— Неважно, — ответил Хитр. — Зато он сделает все, что ты прикажешь.
— Я никому не хочу приказывать.
— А
ты подумай, сколько хорошего мы сможем сделать, сказал Хитр. — Ты же
знаешь, что всегда можешь посоветоваться со мной. Я буду давать тебе
благоразумные указания. И все будут подчиняться нам, даже сам король.
Мы все исправим в Нарнии.
— А разве в ней и так не все правильно? — спросил Недотепа.
— Что! — закричал Хитр. — Все правильно? Когда нет апельсинов и бананов?
— Ну, знаешь, — сказал ослик, — я думаю, что это волнует только тебя.
— Есть также сложности с сахаром, — заметил Хитр.
— Н-да, хорошо бы, чтобы сахара было побольше, — отозвался осел.
— Тогда договорились, — сказал Хитр. — Ты будешь изображать Аслана, а я скажу тебе, что говорить.
— Нет,
нет, нет, — воскликнул Недотепа. — Не говори таких ужасных вещей. Это
неправильно, Хитр. Я не очень умен, но я знаю, что это слишком. Что
станет с нами, если вернется настоящий Аслан?
— Я думаю, что он
будет доволен, — сказал Хитр. — Возможно, он послал нам львиную шкуру,
чтобы мы все исправили. Во всяком случае, если он и вернется, то не в
наше время.
В этот момент прямо над их головами раздался ужасный удар грома, и земля задрожала. Оба потеряли равновесие и упали навзничь.
— Это знак, — прошептал Недотепа, когда дыхание вернулось к нему, — предостережение. Мы делаем что-то ужасное.
Сними с меня немедленно эту несчастную шкуру.
— Нет,
нет, — возразил Обезьян (соображал он очень быстро). — Это знак другого
рода. Я как раз собирался сказать, что если настоящий, как ты говоришь,
Аслан, выбрал нас, он пошлет нам удар грома или землетрясение. Это было
у меня прямо на кончике языка, только знак пришел раньше, чем я сказал.
Теперь ты понял. Недотепа? И пожалуйста, не будем больше спорить. Ты и
сам знаешь, что многого не понимаешь. Что может ослик понимать в знаках?
2. ОПРОМЕТЧИВЫЙ ПОСТУПОК КОРОЛЯ
Недели
три спустя последний король Нарнии сидел под огромным дубом у двери
охотничьего домика, где он часто останавливался дней на десять в
погожие весенние дни.
Охотничий домик был невысок, сделан из
тростника и находился в восточной части равнины Фонарного столба у
слияния двух рек. Королю нравилось жить здесь на свободе простой
жизнью, вдали от придворных и столичного шума Кэр-Паравела. Звали его
Тириан и было ему лет двадцать или двадцать пять. У него были голубые
глаза и бесстрашное честное лицо, широкие и крепкие плечи, мускулистые
руки и ноги, а ума еще маловато.
В это весеннее утро с ним не было
никого, кроме его ближайшего друга единорога Алмаза. Они любили друг
друга как братья, и охраняли один другого в битвах. Благородное
создание стояло чуть позади кресла короля, полируя голубым рогом
сливочную белизну своего бока.
— Я сегодня не могу заставить себя ни работать, ни заниматься спортом,
— сказал король. — Я ни о чем не могу думать, кроме чудесных новостей. Как ты считаешь, мы сегодня услышим еще что-нибудь?
— И в дни наших отцов и дедов не слыхали новости удивительней, — сказал Алмаз. — Если только это правда.
— Как
это может быть неправдой? — воскликнул король. — Уже больше недели
прошло с тех пор, как первая птица прилетела, чтобы .сказать: "Аслан
здесь, Аслан снова вернулся в Нарнию". А потом пришли белки. Они не
видели его, но сказали, что он в лесу. А затем пришел олень, он
собственными глазами видел его, идущего по залитой лунным светом
равнине Фонарного столба. А после пришел этот бородатый темнолицый
человек, купец из Тархистана. Они не знают Аслана как мы, но этот
человек говорит о его приходе, как о чем-то несомненном. А прошлой
ночью приходил барсук, и он тоже видел Аслана.
— Между прочим,
сир, — ответил Алмаз, — я верю им, и если по мне этого не видно, то
только потому, что радость чересчур велика. Слишком прекрасно, чтобы
поверить.
— Да, — сказал король со вздохом, и голос его задрожал от счастья, — это прекраснее всего, чего я мог ожидать.
— Прислушайтесь! — сказал Алмаз, склоняя голову и выставляя вперед уши.
— Что это? — спросил король.
— Копыта, сир, — ответил Алмаз. — Лошадь, скачущая галопом. Очень тяжелая лошадь. Должно быть, кентавр. Смотрите, он уже здесь.
Огромный
золотобородый кентавр с человеческим потом на лбу и лошадиным потом на
гнедых боках стремительно приблизился к королю, остановился и низко
склонил голову.
— Привет тебе, король, — его голос был низким, как рев быка.
Эй,
кто-нибудь, — крикнул король, поглядев через плечо на дверь охотничьего
домика. — Чашу вина для благородного кентавра. Добро пожаловать,
Рунвит. Когда ты передохнешь, ты расскажешь нам, с какой вестью пришел.
Паж вышел из домика, неся огромную, изящно выдолбленную деревянную чашу. Кентавр поднял ее и сказал:
— Я
пью, во-первых, за Аслана и правду, сир, a во-вторых, за ваше
величество. — Он осушил чашу (достаточную для шести-семи мужчин) в.
один глоток и отдал ее пажу.
— Ну, Рунвит, — сказал король, — ты принес нам новость об Аслане? Рунвит промолвил хмуро и печально:
— Сир,
вы знаете, как долго я живу на свете и изучаю звезды, ибо мы, кентавры,
живем дольше, чем люди, и даже дольше, чем твой род, единорог. За всю
мою жизнь я не видел, чтобы небеса предвещали такой ужас, как в этом
году.
Звезды ничего не говорят о пришествии Аслана. Они не говорят
ни о мире, ни о радости. Мое искусство говорит, что таких гибельных
сочетаний планет не было в течение пятисот лет. Я собирался прийти и
предупредить ваше величество о том, что огромное бедствие угрожает
Нарнии. Но в эту ночь до меня дошел слух, будто Аслан вернулся в
Нарнию. Сир, не верьте этой сказке, этого не может быть, звезды никогда
не лгут, а люди и звери могут. Если бы Аслан действительно пришел в
Нарнию, небо предсказало бы это. Если бы он действительно вернулся, все
самые милосердные звезды собрались бы в его честь. Это все ложь.
— Ложь! —
неистово вскричал король. — Какое создание в Нарнии или во всем мире
осмелится лгать в таком деле? И он бессознательно положил руку на
рукоять меча.
— Не знаю, государь, — сказал кентавр, — но знаю, что есть лжецы в нашем мире и нет их среди звезд.
— Интересно, —
промолвил Алмаз, — разве Аслан не может прийти, хотя бы все звезды
предсказывали обратное? Он не раб звезд. Он их Творец. Разве не
говорится во всех преданиях, что он не ручной лев! Рунвит поднял руку и
наклонился, чтобы сказать королю что-то важное, но тут вдали
послышались крики и причитания. Все трое повернули головы. К востоку от
них лес был таким густым, что услышать идущего можно было раньше, чем
увидеть.
— Горе, горе, горе! — взывал голос. — Горе моим братьям и
сестрам! Горе священным деревьям! Леса превратятся в пустыни. Топор
угрожает нам. Мы будем срублены. Великие деревья падают, падают, падают.
С
последним "падают" говорящая вышла на свет. Она была похожа на женщину,
такую высокую, что голова ее была на одном уровне с головой кентавра.
Но она напоминала и дерево. Это трудно объяснить, если вы никогда не
видели дриад, но вы легко узнаете их по облику, голосу и волосам.
Король Тириан и остальные поняли, что перед ними нимфа букового дерева.
— Справедливости,
государь! — вскричала она. — Придите на помощь. Защитите наш народ. Они
рубят нас на равнине. Сорок огромных стволов моих братьев и сестер
лежат на земле.
Следующая страница
***
Другие сайты автора : И смех, и не грех
Искусство мира