Следование за Христом

Лидия Принс Назначение в Иерусалим 7

   Мои мысли вернулись к Дании. А что сейчас делала мама ? Я представила себе, как она мягко раскачивается в своём кресле, в такт с ритмическим звуком вязальных спиц в руках. Так привычно было услышать её голос: "Моя маленькая девочка, разве ты не видишь, что уже стемнело? Немедленно возвращайся в гостиницу!”
   Я вдруг поняла, что на самом деле стемнело. Дома, в северном климате Дании, я никогда не замечала, чтобы темнело так быстро. Но вот я оказалась совершенно одна в незнакомом городе. Я начала идти обратно в Марсель как можно быстрее.
   На полпути в гостиницу я услышала за собой тяжёлые шаги. Затем грубый голос что-то сказал по-французски, и я почувствовала на своём бедре руку мужчины. Инстинктивно, я повернулась и сказала по-датски: "Оставьте меня в покое!”
   Передо мной стоял плотный мужчина в матросской форме. В течение мгновения, которое показалось вечностью, я почувствовала запах алкоголя из его рта. Моё сердце бешено колотилось. Затем он передёрнул плечами и убрал свою руку.
   У меня возникло сильное желание побежать, но я не осмелилась показать, как мне было страшно. Я прошла метров пятьдесят и снова оглянулась. Мужчина всё ещё смотрел в моём направлении, но не пытался преследовать меня. Пять минут спустя, с румянцем на щеках и запыхавшись, я вернулась в гостиницу.
   Я опустилась вниз возле кровати и попыталась молиться, но не находила слов. Из моего горла вырывались рыдания. Наконец, я успокоилась, и наступила глубокая внутренняя тишина. Время как бы остановилось. Не было ни прошлого, ни будущего. Я повисла в вечном "сейчас ”.
   После неизмеримого периода внутренней тишины, с моих губ спонтанно начали сходить слова на незнакомом языке. С удивлением я поняла, что я не проговаривала их, но пела—с мелодией, напоминающей средневековые церковные распевы. Хотя я не понимала слов, я была уверена в теме. Это было поклонение и радость, даже триумф. Я встала с коленей и начала ходить, с поднятыми руками и словами распева на устах.
   К тому времени я уже привыкла говорить на незнакомом языке. Фактически, я делала это всякий раз, когда молилась. Но вот в первый раз Дух Святой дал мне не просто слова, которые я не понимала, но и мелодию, которую я никогда не слышала. Конечно, это было ещё одним доказательством, если доказательство и было нужно, что всё это не было плодом моего ума. И действительно, своим умом я всё ещё не понимала, почему это я славила Бога таким триумфальным пением в этой пустой маленькой комнате. Внешне ничего не изменилось, и тем не менее внутренне, страх и одиночество уступили место миру и радости.
   Я взяла свою Библию, лежавшую но ночном столике, намереваясь ещё раз прочитать мой любимый стих из Римлян, который начинался словами: "Так же и Дух подкрепляет нас в немощах наших... ” Однако, мой взгляд упал на стих через один: "Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, всё содействует ко благу” (К Римлянам 8:28).
   Призванным по Его изволению... эти слова относились ко мне! Покинуть Данию и предпринять это путешествие меня побудил Бог. Я старалась найти и исполнить Его цель для своей жизни. Но если так... Тогда всё, что произошло со мной, было мне на пользу! Разочарование, задержка, непредвиденные расходы, одиночество—всё это было допущено моим Небесным Отцом для моего блага!
   Вот действительно повод для прославления и радости — такое объяснение мой ум мог понять. Но, по порядку Божьему, мой дух начал радоваться прежде, чем мой ум понял, почему.
   На протяжении оставшегося времени в Марселе мой гостиничный номер стал местом моего молитвенного уединения. Он больше не казался ни пустым, ни одиноким. Он стал дышать святостью. Каждый день я проводила там целые часы, по очереди то прославляя, то молясь—иногда говоря, иногда распевая — иногда на незнакомом языке, иногда на моём родном.
   В такой атмосфере молитвы я начала понимать те многообразные способы, которыми Бог защищал меня и заботился обо мне. Через сон в поезде Он показал мне, что Он знает будущее, вплоть до мельчайших подробностей, хотя я этого и не знала. Затем в момент одиночества на пристани Он заговорил со мной голосом матери. Разве можно было яснее показать нежность Его любви ко мне? Наконец, Он защитил меня от человека на улице.
   Более того, я поняла, почему Бог допустил изменения в моих планах. Многие годы я была столь уверена в себе, столь сильна своей собственной мудростью и рассуждениями. Это сослужило хорошую службу в моей учительской карьере, но было препятствием в моей новой жизни верой. Теперь же с меня была совлечена моя самонадеянность, и я зависела от милости и верности Божией. Мне больше не нужно было зависеть от моих собственных суждений в планировании каждого предстоящего шага. Я была согласна вложить свою руку в руку Божию и позволить Ему вести меня, день за днём, шаг за шагом.

   Французское судно отплыло точно в полдень, в понедельник 8-го октября 1928. Я оставалась на палубе, наблюдая, как очертания Марселя пропадали за горизонтом. Как это было увлекательно снова оказаться на пути в Иерусалим! Но я знала, что уроки, усвоенные в Марселе, оправдывали время, которое я там провела.
   Я сразу же узнала, что на корабле никто не понимал по-датски, это означало, что мне предстояло каждый день говорить по-английски. Большинство членов команды были французами, а большинство пассажиров — арабами из различных районов Ближнего Востока, и почти все говорили по-английски. Если временами мои английские фразы казались им странными или же мой сильный датский акцент было трудно понять, они вежливо не показывали это.
   Я подружилась с одним торговцем из Аммана, который начал учить меня арабскому языку. Это был первый араб, которому я попыталась засвидетельствовать о своей вере.
   "Как на арабском говорят имя Иисуса?” — спросила я его.
   "Я-су-а” — ответил он.
   "А как называется вот это” — спросила я, прикасаясь к двери.
   "Баб” — ответил мой друг. Я уже знала, что по-арабски Бог был Аллах.
   " Я-су-а баб Аллах” — сказала я ему, показывая на небо. "Иисус—дверь к Богу ” Он вежливо улыбнулся и кивнул головой.
   Наше путешествие на восток было спокойным. Мы заходили в различные порты на северном побережье Средиземного моря, а также в один порт на Эгейских островах. Многие названия напоминали о миссионерских путешествиях Павла.
   Большую часть времени я проводила, изучая карту Святой Земли, купленную в букинистическом магазине в Дании. Я заметила, что главная дорога из Тель-Авива вилась на восток через горы в Иерусалим. Согласно шкалы на карте, расстояние было примерно восемьдесят километров. Больше всего гор было возле Иерусалима. Мне вспомнились слова псалмопевца: "Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек” (Пс 124:2)
   Наш корабль пришвартовался в Тель-Авиве в четверг после полудня. 18-го октября. Стоя у поручня судна, я впервые увидела Святую Землю вблизи. Гавань подо мной была завалена клетками и тюками, между которыми бегали моряки и носильщики, жестикулируя и крича друг на друга на языке, который я приняла за арабский. Напротив стоял длинный растянутый навес с надписью: Таможенная и иммиграционная служба. Внизу были надписи на языках, мне незнакомых. Может быть, на арабском и на иврите?
   Встав на цыпочки, я взглянула, поверх крыши навеса, на разношерстную толпу, стоявшую на открытом участке песчаной земли. Была ли там мисс Густафссон? Определить было трудно.
   Один из матросов помог мне снести багаж с судна под таможенный навес. Моё первое интервью было с офицером службы иммиграции. "Вы из Дании?” сказал он. "Туристка?” Я кивнула.
   Он пролистал мой паспорт, затем поставил печать на свободном пространстве. "Я поставил вам туристическую визу— действительную шесть месяцев” — объяснил он. В углу печати, я заметила слова маленькими буквами: БЕЗ ПРАВА НА РАБОТУ.
   Затем таможенный офицер попросил меня открыть два главных предмета моего багажа — чемодан с одеждой и плетёный сундук с постельным бельём и несколькими принадлежностями серебряного фраже и кухонной посуды. Покопавшись немного в сундуке, офицер пометил оба места багажа синим мелком и разрешил мне идти.
   Через минуту я оказалась на улице, с багажом возле ног. Первое, что бросилось мне в глаза, это был мужчина в разорванной тунике, который лежал у стены навеса. Кожа на его ногах была изъедена открытыми ранами. Заметив, что я смотрю на него, он протянул ко мне руку, которая заканчивалась красным, грубым обрубком. Он монотонно бубнил одно и то же слово "Бакшиш—бакшиш—бакшиш "
   Я не могла не смотреть на раны и обрубок руки. Могла ли это быть проказа? Прямо здесь, на открытом воздухе, без всякой повязки и с роящимися мухами! Я открыла сумку, чтобы достать монету, и поняла, что у меня были только французские деньги.
   Не успела я решить, что же делать дальше, как меня обступили оборванные уличные мальчишки, одновременно орущие и жестикулирующие. Один тыкал мне в лицо открыткой, другой держал поднос с безделушками и сувенирами, третий склонился у моих ног, готовый почистить мои туфли. Краем глаза я заметила высокую пожилую женщину, с седыми волосами стального цвета, которая спешила в нашем направлении. "Она похожа на шведку” — подумала я про себя.
   "Вы мисс Кристенсен из Дании ?” — сказала эта дама по-шведски, умело оттолкнув мальчишек в сторону.
   "Да” — ответила я по-датски, "я Лидия Кристенсен. А вы, наверное, мисс Густафссон. Как это любезно с вашей стороны встретить меня!”
   "Добро пожаловать на Святую Землю!” —сказала мисс Густафссон, пожимая мою протянутую руку своими костлявыми пальцами. "Как прошло ваше путешествие ?” Не подождав моего ответа, она продолжила: "Если мы хотим попасть в Иерусалим сегодня, то нам нельзя терять времени. Подождите здесь с вещами, пока я найду такси.”
   Ожидая возвращения мисс Густафссон, я наблюдала за открывающейся передо мной картиной — прокажённый, оборванные мальчишки, рой мух, песок с валяющимися то тут, то там пустыми банками и гниющими фруктами. Над всем этим стоял лёгкий и незнакомый запах, от которого меня немного мутило. Самым неподходящим названием для этого было "Святая Земля ”.
   Скоро Мисс Густафссон вернулась с такси. Последовал длинный разговор на арабском языке между нею и водителем. Я поняла, что они спорили о цене поездки в Иерусалим. Они говорили так, как будто были сердиты. Я подумала, что дело может дойти до драки, но в конце концов, они достигли соглашения. "Может быть, для арабского языка это нормальный разговор?” — задала я вопрос сама себе.
   Водитель засунул мои принадлежности в багажник, и мы отправились в Иерусалим. Мы покидали окрестности Тель-Авива при наступлении темноты. Опять-таки наступление темноты застало меня врасплох, как это было в Марселе. Вот сияло солнце, а через несколько минут всё потемнело.
   Я обратила внимание, что как только стемнело, улицы опустели. Даже когда мы проезжали по улицам с домами с обеих сторон, на улице не было никого видно. После Тель- Авива, я не заметила никакого общественного освещения, даже в городах.
   Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела, что все окна защищены деревянными ставнями. Иногда сквозь щели в ставнях пробивались слабые лучи света, но этот слабый свет только усиливал, а не рассеивал, окружающую тьму. Я невольно сравнила это с яркостью и безопасностью любого даже маленького датского городка ночью, и я заскучала по дому.
   "Почему на улице никого нет” — спросила я.
   "О, все сидят дома после захода солнца!”—воскликнула мисс Густаффсон. "Ведь могут и напасть и ограбить, или даже убить!” Она засмеялась высоким нервным смешком.
   "Разве здесь нет полиции для защиты населения?” — спросила я.
   "Полиция есть, по британскому образцу, и весьма надёжная, в колониальном смысле. Но если на вас нападут на улице ночью, они скорее всего сделают вид, что в этом виноваты вы сами, выйдя на улицу в столь неподходящее время! Наследство со времён турецкого владычества.” И снова этот напряжённый смешок!
   Дорога начала закручиваться наверх, и я стала различать тёмные очертания гор с обеих сторон. "Мы должно быть начинаем взбираться в Иерусалим” — подумала я. Пульс у меня стал немного учащённее.
   Спустя некоторое время мы поехали по дороге, которая, как казалось, всё время, возвращалась назад. "Эти повороты известны как Семь Сестёр” — объяснила мисс Густафсон. "Мы совсем недалеко от Иерусалима ”.
   С одной стороны был горный массив, а с другой — крутая пропасть. Водитель поворачивал всякий раз чуть ли не возле самого края дороги. Каждый раз. когда мы поворачивали, машина гремела и раскачивалась, и шины издавали запах палёной резины. Время от времени мисс Густафссон наклонялась вперёд и заговаривала с водителем. "Швоя —швоя.”—говорила она "Швоя — швоя!”
   Затем она повернулась ко мне и объяснила. "Это самое первое слово, которое вам нужно выучить, если вы едете на такси в этой стране. Оно означает " медленно " или "осторожно". Я повторила эту фразу несколько раз про себя, чтобы воспользоваться ей в будущем.
   Я устала за этот день и начала дремать. Меня разбудила мисс Густафссон, которая сказала: "Это пригород Иерусалима. ” Я сразу же проснулась. "Мы на дороге в Яффу” — добавила мисс Густафссон. "По ней мы попадём прямо в центр города ”.
   Воздух был тихий, а небо безоблачное. К этому времени можно было видеть месяц новолуния, который прибавлял немного света к сиянию десятков тысяч звёзд, и очертания домов были видны удивительно ясно.
   "Как всё спокойно!” — заметила я. "А дома кажутся такими основательными!”
   "Они действительно прочные”—ответила мисс Густафссон. "Они построены из тёсаного камня. В пределах города разрешается строить только из него.” Она наклонилась вперёд и что-то сказала водителю по-арабски. "Я попросила его поехать немного другим путём” — объяснила она. "Мы поедем в северную часть Старого Города и вдоль западной стены—мимо ворот на Яффу. Это будет хорошим знакомством с Иерусалимом.”
   Чуть дальше, дорога стала шире. "Площадь Алленбай”— объяснила мисс Густафссон. "Вон та тёмная масса камня прямо перед нами — стена Старого Города ”.
   Я прищурилась, чтобы рассмотреть ряды тёсаного камня, поднимающиеся в виде изломанной линии на фоне ночного неба. Такси сделало вираж вправо, и примерно четыреста метров мы ехали вдоль тёмной стены слева от нас. "Какое странное сочетание тишины и силы”— подумала я. "Начинаешь чувствовать себя почти захватчиком ”.
   Мисс Густафссон дотронулась к моей руке и показала налево. "Слева от нас Башня Давида”—сказала она. "Там ворота на Яффу. Но, конечно, они закрыты после захода солнца ”.
   Вскоре после этих ворот такси повернуло направо, переехало через мост и две или три возвышенности. "Это Талбих—район, где я живу”—сказала мисс Густаффсон. Она снова обратилась к водителю по-арабски.
   Наконец, мы остановились перед узким прямоугольным зданием. Водитель выставил мой багаж на тротуар, и мисс Густафссон отсчитала немного денег в его руку. Ни снаружи, ни внутри здания не было ни лучика света, но мисс Густафссон свет и не был нужен. Подхватив мой чемодан, она пошла к массивной железной двери, на уровне с тротуаром. Я пошла вслед за ней, обеими руками держа впереди себя плетёный сундук.
   Мисс Густафссон вытащила из сумки большой железный ключ и открыла дверь. Пошарив немного в коридоре, она нашла несколько спичек и зажгла керосиновую лампу. Держа лампу в левой руке, она повела меня в гостиную. На полу лежал потрёпанный коврик. Мебель была в викторианском стиле, тёмная и пыльная. Воздух был спёртый и отдавал каким-то неопределённым запахом, который напомнил мне комиссионный магазин.
   "Моя спальня вон там” — сказала мисс Густафссон, показывая на полуоткрытую дверь на другом конце. "Вам я постелю здесь на диване ”.
   Она достала две узкие простыни и постелила их поверх дивана. Затем она накрыла их вылинявшим покрывалом из лоскутков. Я ничего не ела и не пила с ланча, и мне очень хотелось пить.
   "Можно ли мне выпить стакан воды?” — спросила я.
   Мисс Густафссон посмотрела на меня, как будто я попросила что-то совершенно неуместное. "Вода?”—сказала она. "Конечно, нельзя! Вода заражена. Если вы её выпьете, вы заболеете ”.
   Ну, да ладно. Я так устала, что могла уснуть и невзирая на жажду. "Может быть, открыть окно” — предложила я. "Здесь так душно ”.
   И снова мисс Густафссон бросила на меня такой взгляд своих чёрных глаз, который усиливал значение её слов. "Открыть окно?”— сказала она. "Да ни за что! Вползут змеи!”
   По моей спине прошли непроизвольные судороги. "Неужели здесь есть змеи ?”
   "Конечно! И это ещё не всё!”
   В конце каждой ремарки раздавался этот странный, пронзительный смешок. Он начал действовать мне на нервы. "Зараженная вода! Змеи, заглядывающие в окна!” — сказала я про себя. "Что же ещё ?” Но мне было так неприятно, что я не стала задавать других вопросов.
   Как только я вытянулась на диване, мисс Густафссон пошла в свою комнату, взяв с собой лампу. Я услышала, как через несколько минут она погасила лампу.
   Я лежала в темноте, тщетно стараясь не обращать внимание на стол. На блюде, на столе, в углу комнаты я видела гранат. О, если бы я могла очистить его и сделать один-два глотка сока, то я бы дотянула до утра. Я украдкой встала с дивана и на цыпочках пошла к столу. Когда я протянула руку за гранатом, я зацепила рукавом своей ночной рубашки глиняную вазу на ближайшем углу стола. Она упала на каменный пол с резким грохотом и разлетелась на кусочки. Из спальни раздался душераздирающий крик, и через мгновение я заметила очертания мисс Густаффсон в длинной белой ночной рубашке на фоне чёрного проёма двери спальни.
   "Воры!” — закричала она "Воры! Грабят!”
   "Нет, мисс Густафссон” — попыталась я её успокоить, "никто никого не грабит. Я пыталась что-то взять со стола и разбила вазу. Извините!”
   "О, это вы!” — сказала она "Благодарение Богу! Я забыла, что вы здесь.”
   Она вернулась в свою комнату, а я продолжила шарить, пока не нашла этот гранат. У меня не было ножа, чтобы разрезать его, но я впилась ногтями в кожуру, и мне удалось разломать его при помощи ногтей и высосать немного кисловатого сока.
   Я вернулась на цыпочках к дивану и легла. Хотя я и устала, но я не могла расслабиться. Я думала о мисс Густафссон. Были ли её страхи реальными? Или же это были просто фантазии ума, повреждённого многолетней жизнью в одиночестве в Иерусалиме? Сколько же выдержат мои нервы ?
   В то же время было совершенно ясно, что условия мисс Густафссон были рассчитаны только на одного человека. Её узкий, набитый соломой диван не мог заменить кровати.
   Я начала непроизвольно молиться. "Господи! Если у Тебя есть ещё одно место— то, которое Ты выбрал для меня — пожалуйста, приведи меня туда побыстрее!”
   Но с чего же я могла даже начать поиски ? Кроме мисс Густафссон я не знала ни имён, ни адресов во всём городе. На меня сошло облако тёмных чувств—одиночество, тоска по родине, незащищённость — всё это соединённое затхлым воздухом гостиной мисс Густафссон.
   Наконец, я заснула беспокойным сном. Но во сне я увидела себя, едущей в такси по дороге с сумасшедшими поворотами, преследуемая кричащей фигурой в белом; "Воры! Воры! Воры!”



Предыдущая страница               Следующая страница

• * Главная страница
• * Апологетика
• * Биографии
• * Благовестие
• * Вникай в себя
• * В помощь служителю
• * Детям и взрослым
• * Для молодёжи
• * Искателям
• * Редко втречающиеся книги
• * Словари
• * Справочники
• * Автобиографии и дневники
• * Экзорцизм
• * Блог
• * Форум
• * Обратная связь

                                                                   ***


Другие сайты автора :  И смех, и не грех

                                          Искусство мира