Следование за Христом

Лидия Принс Назначение в Иерусалим 4

     Глава 4. Погребение

    На следующий вечер я снова встала на колени. Когда у меня не получилось преодолеть молитвенный барьер, я взяла книгу Псалмов. Однако в первый раз и это оказалось бесполезным. Я прочитала вслух два или три псалма, но мой голос прозвучал пустым и безжизненным — подобно звукам эха, отражающимся в пустом колодце.
   В конце концов я наугад начала читать из Нового Завета, ища те отрывки, которые могли бы обновить моё вдохновение. Мой взгляд упал на первые стихи первого послания к Иоанну, и я начала читать вслух. Я дочитала до четвёртого стиха: "И сие пишем, чтобы радость ваша была совершенна.”
   Я перечитала последние слова два или три раза — чтобы радость ваша была совершенна. "Что такое радость” — спросила я себя. "Действительно ли Бог хочет, чтобы мы радовались?” Когда я рассуждала над этим, мною овладело такое сильное чувство, что оно отразилось на моём физическом состоянии. У меня было такое чувство, как будто через все части моего тела струились тёплые потоки. Если бы я не нашла какого-нибудь средства выражения этого чувства, то я не смогла бы сдержать себя. Я встала на ноги и начала ходить по комнатам квартиры.
   На кухне я увидела метлу, стоявшую в углу комнаты. Я взяла её и начала вальсировать по квартире, держа метлу, как будто она была моим партнёром в танце. Я говорила себе, что это смешно и совершенно неуместно для того, кто хочет молиться Богу. Но я всё равно продолжала танцевать по всей квартире, пока, наконец, не упала, без дыхания, на диван.
   Через пять минут я пришла в себя, так, что смогла продолжать чтение с того места, где остановилась. С трудом сдерживая свои чувства, я дочитала до конца седьмого стиха, "...и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха ”.
   Когда я прочитала эту фразу об очищении от греха, во мне снова поднялась радость. Я уже не могла произносить слова, которые читала. Я начала заикаться, повторяя каждый слог два или три раза. Я чувствовала огромную потребность выразить что-то внутри себя, но вместе с тем у меня не было для этого слов, к тому же я не понимала, что мне нужно было выразить.
   Я немного подождала, чтобы радость уменьшилась, и продолжила чтение. Я с трудом преодолела стих восьмой и едва дочитала девятый стих: "Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи (наши) и очистит нас от всякой неправды ”. Слово очистит настолько наполнило меня радостью, что я больше не могла сидеть.
   До того времени в моей жизни я не осознавала совершённых грехов. Фактически, сравнивая себя с людьми вокруг себя, я считала себя весьма порядочным человеком. Тем не менее, прочитанные только что слова произвели во мне потрясающее чувство чистоты. Я не могла вообразить, что можно чувствовать себя таким чистым. Мне казалось, что всё моё естество переполнено сверкающим светом. Оглядываясь на своё прошлое, я поняла, что раньше не понимала, насколько я нуждаюсь в Божьем прощении. В свете того, что мне сейчас открылось, у меня не было слов, чтобы выразить свою благодарность.
   Я отказалась от дальнейших попыток читать и пошла спать. Ожидая, пока засну, я знала, что мне нужно молиться за определённых людей или ситуации, но всякий раз, когда я пыталась это делать, я вместо этого благодарила Бога за то, что прощена и очищена от всех своих грехов. Чем больше я благодарила Бога за это, тем сильнее становилась моя радость.
   Вдруг я поняла, что внутри меня звучал голос, произносивший слова на каком- то иностранном языке. "Эрна была права” — подумала я. "Ты перестаралась, а теперь ты сходишь с ума!” Я положила руку на губы, чтобы помешать этим незнакомым словам — но давление в моей грудной клетке нарастало.
   Я не говорила вслух, но про себя я сказала: "Боже, если то, что внутри меня, не от Тебя, пожалуйста, забери это...” Я немного подождала, но голос не исчезал. "Боже, если эти слова от Тебя” — продолжала я, "помоги мне не бояться! Помоги мне принять их!” Я убрала руку с губ.
   Сразу же те слова, которые я слышала внутри своей грудной клетки, начали выходить из моих губ, и я поняла, что я сама произносила их. С трудом верилось, что я слышала свой собственный голос. На каком языке я говорила? Я неплохо владела как английским, так и немецким, но это был ни тот, ни другой язык. Как это я могла так чётко произносить слова, которых раньше не слышала? Тем не менее, в них была некая ритмическая красота, которая напоминала поэзию.
   Говорение на этом новом языке постепенно облегчило сильное давление внутри меня. Эти слова на незнакомом языке говорили за меня то, что я тщетно пыталась выразить на своём родном языке. Чем дольше я говорила эти слова, тем глубже становилось чувство освобождения и удовлетворения. Подобно реке во время наводнения, несущей разные обломки, так эти незнакомые слова разметали последние барьеры страха и самосознания.
   Наконец, языковой поток прекратился, и наступило глубокое спокойствие. Никогда раньше я не испытывала такого полного расслабления. Мой ум и моё тело полностью успокоились. Мои глаза были закрыты, но вместе с тем, я не спала.
   После неопределённого промежутка времени я вдруг услышала новый звук. Он шёл откуда-то спереди, но издалека. Я открыла глаза и села на край кровати, чтобы посмотреть, откуда доносился этот звук. В следующую минуту у меня захватило дыхание...
   Комната больше не была тёмной, а стена спальни передо мной исчезла! Я смотрела на пространство, где раньше была стена, на участок площадью примерно пять с половиной квадратных метров, что было вершиной огромной, неровной скалы. На все щели и впадины на поверхности скалы падала чёрная тень от полной луны, которая низко висела на небе позади.
   Но мой взгляд сосредоточился на женщине, которая стояла в центре и раскачивалась в движениях медленного, чувственного танца и пела пронзительным чётким голосом. На ней было длинное вышитое платье, присборенное на бёдрах шарфом. На голове у неё был глиняный кувшин. Она держала руки на бёдрах, а ноги её были босы. Вокруг женщины сидели мужчины, нога на ногу, хлопая в такт её песне. На них были какие-то длинные туники, а на головах белые шарфы, закреплённые шнурами, которые блестели, в лунном свете как золото.
   К собственному удивлению, мне совсем не было страшно. Это не был сон — я знала это. Я не спала, и я действительно была "там ”. Я никогда не видела подобной сцены, ни слышала о ней. Тем не менее, она не была для меня чужой. Я была частью той сцены, я там была "своя.” Я попыталась понять слова, которые женщина пела, но не смогла. Ритм её танца привлекал меня, потому что я сама любила танцевать. Мне захотелось войти в круг и танцевать вместе с ней.
   Вдруг всё исчезло. Моя комната снова стала тёмной. Когда мои глаза привыкли к перемене, я снова стала различать знакомые очертания моей тумбочки, стоявшей на обычном вместе возле стены. Сперва я испытала разочарование. Я хотела побольше узнать об этих людях, которые сидели на освещённой луной скале. Кто они были? Какой они были национальности? Почему я чувствовала себя такой близкой к ним?
   Я путешествовала по Скандинавии и Западной Европе, но никогда не видела таких людей. Не могла я припомнить, что читала о них по истории или географии. Они явно не были европейцами, но это не был ни Восток, ни Африка. Я до сих пор слышала пронзительное и чёткое пение женщины, но мелодия её песни не была похожа ни на какой музыкальный размер.
   "Это определённо была самая странная ночь в моей жизни” — сказала я сама себе. "Мне следовало бы испугаться, но тем не менее я никогда не испытывала большего мира ”.

   На следующее утро, как обычно, Вальборг постучала в дверь моей спальни с первой чашкой кофе. Я собиралась сказать "Входи”, но с ужасом осознала, что произнесла что-то не по-датски. Дверь открылась, и вошла Вальборг с кофе в руках.
   "Что вы сказали, мисс?” — спросила она.
   Усилием воли я в уме сформулировала ответ по-датски, прежде чем заговорить. "Вальборг, вчера вечером со мной произошла очень странная вещь. ” Я внимательно слушала свои собственные слова и с облегчением поняла, что я снова говорила по-датски. Пытаясь найти правильные слова, я описала, что случилось со мной, попросив Вальборг не говорить никому об этом.
   Снова очутившись одна, я откинулась с облегчением на подушку — я всё также могла говорить по-датски, когда хотела! Но вдруг мне пришла в голову другая мысль — может быть, я больше не смогу говорить на том незнакомом языке?
   "Пожалуйста, Боже” — сказала я, "позволь мне заговорить на том другом языке! Это было так чудесно. Я не хочу потерять его ”
   На мгновение в моём горле застрял комочек страха. Затем изнутри поднялась такая радость, что страх растаял. Спокойно, но очень чётко, я начала снова говорить на незнакомом языке. В течение дня, я сделала ещё одно открытие — на этом новом языке необязательно было говорить вслух. Я могла с одинаковым успехом говорить на нём про себя. Это давало мне свободу делать это всякий раз, когда мне этого хотелось, не заботясь о том, что: может подумать Вальборг. В моей жизни как - бы появилось новое, измерение. Мне больше не обязательно было прекращать все дела, чтобы помолиться. Я могла делать свои обычные дела — готовиться; к занятиям или исправлять работы учеников — и вместе с тем, одновременно молиться на незнакомом языке.
   Когда Вальборг ушла в тот вечер, я направилась к своему молитвенному стулу с большим нетерпением, чем обычно. Теперь естественным было начинать с молитвы на незнакомом языке. После паузы, я начала вспоминать разных людей, и я поняла, что молюсь за них без всяких усилий по-датски. Затем я поняла, что случилось — больше не было прежней борьбы по преодолению молитвенного барьера! Новый метод молитвы на незнакомом языке перенёс меня через этот барьер без всяких усилий!

   Однажды, возвращаясь на следующей неделе днём из школы, я вдруг остановилась возле книжного магазина и купила себе тонкое, карманное издание Нового Завета. "Теперь я всегда буду носить это с собой” — сказала я себе, когда положила его в сумку. Моё новое переживание усилило моё желание самостоятельно изучать Писания.
   Однажды вечером за ужином на той неделе, я заметила, что у Вальборг что-то было на уме. "Помните, что вы сказали мне однажды утром, мисс” — сказала она, "о молитве и говорении на языке, которого вы не понимаете ”.
   "Так что же. Вальборг?”
   "Ну, так вот. В Корсоре есть люди, которые делают то же самое. Они называют это "говорением на иных языках. Моя невестка ходила на одно из их собраний.”
   Я не донесла ложку до рта. Вот так новости!
   "Мне кажется, их называют "пятидесятниками” — продолжала Вальборг, "или что-то вроде этого. Они не ходят в церковь, а встречаются в доме одного человека. Его фамилия Расмуссен. Он раньше был сапожником, но теперь он пастор ”
   Пятидесятники! Моё сердце сникло. Я очень ясно помнила предупреждение Эрны Сторм: "Они катаются по полу и лают, как собаки. Они выводят людей на берег Стор Баэльта... и запихивают их под воду”. Я внутренне содрогнулась от этой мысли. Но вместе с тем мне срочно нужно было найти того, кто помог бы мне разобраться во всём, что происходило со мной.
   Подавляя внутреннюю сдержанность, я попросила Вальборг договориться о моей встрече с г-ном Расмуссеном: "если возможно, наедине, чтобы не идти на эти собрания ”. Через несколько дней, Вальборг сообщила, что Расмуссены пригласили нас на чашечку кофе в следующую субботу вечером.
   После ужина в субботу, Вальборг и я сели на свои велосипеды и отправились к Расмуссенам. Мы проехали через центр города, пересекли железнодорожные пути и попали в район узких улиц с рядами домов с обеих сторон. Наконец, мы свернули в узкий тупик и остановились у последнего дома слева. В ответ на наш стук к двери подошёл невысокий приземистый мужчина, в рубашке, без пиджака.
   "Я пастор Расмуссен”—сказал он, протягивая руку с мозолями от многолетней работы за станком. "Добро пожаловать в наш дом!”
   Когда его рука прикоснулась к моей, теплота его доброжелательности застала меня врасплох и, прежде чем я осознала, я сказала несколько слов на незнакомом языке. Сразу же его лицо расплылось в улыбке, и его пожатие стало крепче "Входите же!” — сказал он. "Мы всё это понимаем! Эсфирь будет рада познакомиться с вами ”.
   Не успели Вальборг и я засмущаться, как мы уже сидели рядом на диване Расмуссенов. Пастор сидел на стуле возле камина, в то время, как его жена слегка раскачивалась в деревянном кресле качалке. Мебель у них была старая и потёртая, но всё было безупречно чистым.
   "Итак, Бог крестил вас Святым Духом” — подвел итоги пастор Расмуссен "Как это случилось?”
   "Так вот что это!”—ответила я. "Я знала, что со мной что-то случилось, но не знала, как это называется.” Я описала своё переживание с незнакомым языком две недели тому назад.
   "Слава Богу!” — воскликнула г-жа Расмуссен. "Бог действительно начинает изливать Свой Дух здесь в Корсоре ”
   "Вы имеете в виду, что и у других людей в Корсоре было точно такое же переживание” — спросила я.
   "О да, примерно двадцать человек встречаются в нашем доме каждое воскресение и вместе изучают Библию” — сказал пастор Расмуссен. Он взял с полки камина потёртую Библию в кожаном переплёте. "Видите ли, то же самое, что случилось с вами, описано здесь. Вот здесь в Деяниях.” Он показал пальцем на страницу: "И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать” (Деяния 2:4)
   "Вы действительно думаете, что со мной произошло именно это?”
   "Конечно” — ответил пастор "Бог исполнил вас Своим Святым Духом и дал вам новый язык для молитвы и поклонения ”
   "Новый язык... Но зачем мне нужен ещё какой-то язык, помимо датского?”
   Пастор Расмуссен начал снова перелистывать страницы Библии. "Павел объясняет это в первом послании к Коринфянам, главе четырнадцатой. Здесь, в самом начале, он говорит, что когда кто-то говорит на незнакомом языке, он говорит тайны — такие вещи, которые недоступны пониманию умом. А чуть-чуть дальше, он говорит, что когда мы молимся на незнакомом языке, то молится не наш ум, но дух” (см ст 2, 14)
   "Пастор, вы хотите сказать, что во мне есть что-то более глубокое, чем ум — нечто нуждающееся в непосредственном разговоре с Богом, то, что преодолевает ограниченность моего ума ?”
   "Да, именно так, сестра Кристенсен, именно так!” Пастор Расмуссен возбуждённо ударил Библией по колену. " Ваш дух — а не ум — был сотворён для непосредственного личного общения с Богом, и он не может удовлетвориться чем-то меньшим.”
   Некоторое время энтузиазм пастора беспокоил меня. Кроме того, никто ещё не обращался ко мне "сестра”! Но, раздумывая о своей прошлой жизни, я начала понимать правоту его слов. Много лет я культивировала свой ум — учёбой и путешествиями, литературой, искусством и философией — и всё-таки всегда чего-то не хватало — какая-то часть моего существа никогда не получала удовлетворения. Был ли это мой "дух, " как сказал пастор. А эта странная новая радость, которая постоянно журчала внутри меня — исходило ли это из моего духа, или же из моего ума?
   Г-жа Расмуссен принесла кофе из кухни, пока её муж продолжал своё объяснение: "Вот ещё один стих, который объясняет, что Бог делает сегодня: "И будет в последние дни, говорит Бог, изолью от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будут видеть видения …” (Деяния 2:17)
   "Видения!” — воскликнула я непроизвольно. Я вспомнила женщину, танцующую на скале. "Мне кажется, что именно это....” Я остановилась. Я и так слишком много рассказала этим людям о себе!
   К счастью, пастор Расмуссен, по видимому, не заметил моего восклицания. В течение следующих двух часов он продолжал перелистывать страницы своей Библии, от Нового Завета к Старому, и снова возвращаясь к Новому. Он обращался со всей Библией как с ежедневной газетой — как будто она именно сегодня была отпечатана. Он объяснял такие вещи, которые даже и не упоминались в церкви, когда я там была. Я удивлялась, как это сапожник мог так много знать о Библии.
   На следующее утро, читая воскресную газету, я увидела статью в разделе о церкви под заголовком "Кто Такой Святой Дух ?” Автор, Йоханнес Неергаард, был пастором лютеранской церкви в Копенгагене, известный своей учёностью. В один миг я села и написала ему письмо, прося о личном интервью. К моему удивлению, я получила ответ письмом с обратным уведомлением, где мне назначалась встреча в два часа дня в следующую пятницу, 25-го февраля.
   В пятницу я села на поезд, идущий в Копенгаген, находившийся на расстоянии примерно ста километров, а с вокзала на такси поехала прямо в церковь. Секретарь провела меня в кабинет пастора Неергаарда. Пастор был довольно-таки плотным человеком лет под шестьдесят. Его официальный чёрный костюм осветлялся белым священническим воротничком и серебряными седыми волосами. Две стены его кабинета были уставлены полками с книгами от пола до потолка.
   "Пастор” — начала я, "со мной случилось что-то непонятное.”
   "Что-то случилось с вами, маленькая мисс?” Он явно дал мне гораздо меньше лет, чем мне было на самом деле. В его голосе была отцовская озабоченность. "Вы попали в беду?”
   "О, нет” — быстро ответила я "Это не то, что вы думаете. Видите ли, однажды вечером я молилась в постели и почувствовала такую чудесную радость. А затем, ну, внутри меня появился этот другой голос, и я начала говорить — слова, которых я не понимала — всё ещё молясь Богу, но не понимая, что я говорю.”
   Я остановилась и с волнением подождала реакции пастора. К моему удивлению, он совсем не растерялся. "А, теперь я понимаю вас” — сказал он. "Мне кажется, что вы приняли крещение Святым Духом. Но этого не надо бояться. Моя жена и я пережили то же самое. Конечно, это непонятно нашим добрым членам церкви, поэтому нам нужно осторожно выражаться в публичных служениях ”
   Я с облегчением вздохнула. Пастор Неергаард говорил то же самое, что и пастор Расмуссен. Но мне было гораздо легче соотнести себя с пастором Неергаардом. Его происхождение напоминало моё собственное. В конце концов, мне не нужно было чувствовать себя изолированной или эксцентричной.
   "Но вот, маленькая мисс”—продолжил пастор Расмуссен "Я хочу предупредить вас. ” Он указал на меня пальцем по-отцовски. "Будьте очень осторожны со всеми этими водными процедурами ”.
   Некоторое время я не могла понять, что он имеет в виду. Затем я вспомнила слова Эрны Сторм: " ...они приводят людей на берег Стор Баэльта.”
   "Водные процедуры, пастор?” — сказала я. "Вы имеете в виду, водное крещение?”
   "Не крещение, мисс, но перекрещивание ”. Пастор особо подчеркнул "пере”. Он объяснил, что есть определённые группы: "Раскольники, как вы понимаете,” которые на самом деле берут членов лютеранской церкви и заставляют их погружаться в воду. "Как будто одного крещения недостаточно!”
   В этот момент, со мной случилось нечто неожиданное. Без всякого умственного усилия с моей стороны, я вспомнила слова из Писания, которые я читала последние два месяца—фразы, предложения, целые отрывки, которые относились к крещению, хотя я не делала сознательных усилий, чтобы изучить их, не говоря уже о том, чтобы запомнить.
   "Но, пастор, разве в Новом Завете не сказано, что все крестившиеся сходили в воду ?” — спросила я. "Почему же тогда людям брызгают на лоб несколько капель воды?”
   "Вы говорите о первом веке нашей эры” — ответил пастор Неергаард. "Но с тех пор прошло восемнадцать столетий... ” И он начал объяснять разные понимания этого вопроса на протяжении веков, объясняя, как всё это воплотилось в традиции церкви. "Должны ли мы отказаться сейчас от мудрости и опыта восемнадцати веков?” — завершил он.
   "Но, пастор, предположим, что наши традиции не согласовываются с Писанием? Разве не говорил Иисус религиозным руководителям Своего времени, что своими традициями они убрали Слово Божие? Именно Он сказал: "Кто будет веровать и креститься, спасён будет... "(От Марка 16:16). Не означает ли это, что сначала мы должны уверовать, а затем креститься?”
   Я сама удивилась своей смелости, а также заметила, что пастор Неергаард начал нервничать. "Молодая леди” — сказал он, "для всех лютеран этот вопрос решён раз и навсегда. Ваше крещение во младенческом возрасте имеет силу из-за веры ваших родителей, а во время конфирмации вы подтвердили его вашей собственной верой ”
   Вера моих родителей? Моя собственная вера? Я, конечно, не могла спорить с выдающимся богословом, но его слова вызвали целую серию вопросов в моём уме. Сколько веры было у моих родителей, когда я крестилась? Если это зависело от их веры, то мне важно было знать это. Что ещё более важно сколько веры было у меня, когда я проходила конфирмацию? Я сделала это лишь только для того, чтобы сделать приятное своей семье и церкви. Разве я знала, что такое настоящая вера, кроме как за последние несколько недель.
   Наконец, пастор вывел меня на ступеньки церкви и там дал мне свой последний совет: "Позвольте мне посоветовать вам не торопиться со словами или поступками. Вне всякого сомнения, у многих членов нашей церкви нет должной веры, но мы должны быть терпеливы и верить, что постепенно им откроется больше истины. В конце концов, Рим строили не один день!”
   Сидя в поезде, возвращавшемся в Корсор, одна в купе первого класса, я начала упрекать себя. Разве я не была высокомерной, даже непочтительной, усомнившись в традициях церкви? Кто я была такая, чтобы так поступать? В конце концов, пастор Неергаард был повсеместно признанным богословом. Я поражалась сама себе от тех доводов, которые я выдвигала. Откуда они взялись? Я никогда не разговаривала так за всю свою жизнь.
   И тем не менее, меня поражала логика моих доводов. На заданные мною вопросы нужно было найти ответы, и если пастор не дал мне их, то тогда это должна была сделать я сама. Что на самом деле говорится в Новом Завете о крещении? Я вспомнила некоторые слова Павла, которые произвели на меня глубокое впечатление несколько дней тому назад. Вытащив свой карманный Новый Завет, я полистала страницы, пока не нашла те стихи, которые я искала:

    " Мы умерли для греха: как же нам жить в нём? Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мёртвых славою Отца, так и нам ходить в обновлённой жизни."

К Римлянам 6:2-4

    Я перечитала эти стихи несколько раз. Подчёркивались три события — смерть, погребение, воскресение — три последовательные шага в нашем отождествлении со Христом. Я начала измерять свой собственный опыт этим стандартом. Я оглянулась на ту жизнь, которой я жила до последних нескольких недель. Можно ли было действительно назвать что-то в той жизни "смертью для греха,” с последующими погребением и воскресением? Никакими усилиями воображения я не могла применить эти слова к тому, что происходило со мной в детском или подростковом возрасте, или позже.
   Логика вела меня к выводу, который я не очень хотела принять. Крещение было погребением старой жизни и воскресением к новому образу жизни. Это я понимала. Точно также я понимала, что я никогда не переживала такого погребения и воскресения. Следовательно—что? Возможен был только один вывод. Я никогда не крестилась.
   Я медленно повторила сама себе слова Иисуса, которые я процитировала пастору Неергаарду: "Кто будет веровать и креститься, спасён будет.” Я совершенно точно знала, что теперь я верила. Что же оставалось, как кроме того, чтобы креститься? В своей квартире, в тот день, когда мне явился Иисус, я пообещала Богу "Если Ты покажешь мне, что Иисус жив, я последую за Ним ”. Бог ответил на мою молитву. Я не осмеливалась нарушать своё обещание.
   К кому же мне нужно было обратиться насчёт крещения? Я знала только одного человека, пастора Расмуссена. Ну, а если об этом узнают жители Корсора? В таком маленьком, полном сплетен окружении новости распространялись быстро. Мне не трудно было представить себе последствия.
   Дания, возможно, была самой тотально лютеранской страной в мире. Лютеранская церковь была государственной. Из 4-х миллионов датчан, более 90 процентов были её членами. В вопросах религии, школа, в которой я преподавала, подобно всем государственным школам, находилась под юрисдикцией церкви. Как церковные власти отреагируют на то, что преподаватель принимает крещение от пастора-пятидесятника?
   А как насчёт моих коллег учителей? В таком городке, как Корсор, мы, учителя, были небольшой, привилегированной группой, на которую с уважением смотрели все остальные жители. Моя связь — даже просто посредством церемонии крещения—с презираемыми пятидесятниками, рассматривалась бы моими коллегами как предательство общественных и интеллектуальных стандартов нашей профессии. Я уже знала, как бы отреагировала Эрма Сторм. А как насчёт Сорена? А другие мои коллеги, чьим уважением и дружбой я дорожила?
   Что же мне было делать? В молитве про себя я выдохнула слова, которые я читала так часто в последнее время: "Научи меня стезям Твоим” (Псалом 24: 4). Затем я выглянула из окна. Поезд приближался к Корсору. Когда он затормозил, я знала, что уже приняла решение: "Я пойду прямо к пастору Расмуссену и попрошу его покрестить меня ”.
   Я села на свой велосипед на вокзальной стоянке и направилась прямо к дому Расмуссенов. По дороге меня не оставляли страхи: "Ты потеряешь Сорена. Ты потеряешь работу. Ты выбросишь всё, над чем ты трудилась все эти годы ”
   Вдруг ко мне пришли слова из неожиданного источника — одного из учебников по истории, которым мы пользовались в школе. По иронии судьбы, это были слова самого Лютера, когда он отвечал на религиозном суде, инсценированном против него: "Вот я стою, неся ответственность перед своей совестью. Я не могу поступить иначе. ”
   И для меня тоже наступил такой момент, когда я должна была отвечать перед своей собственной совестью.
   Расмуссены были явно удивлены, когда увидели меня, но они тепло приветствовали меня. "Пастор Расмуссен” — сказала я, "я хочу креститься — действительно креститься. Не сделаете ли вы это для меня?”
   "Ну”— сказал он, "мы строим новое собрание с баптистерием, и как только оно будет готово, мы планируем проведение служения с крещением. Мы можем внести вас в список крещаемых ”
   "Но на то время у меня может не быть храбрости” — сказала я ему. "Чем дольше я буду ждать, тем труднее это будет ”
   Пастор Расмуссен задумчиво потёр подбородок. "Летом мы иногда крестим людей в Стор Баэльте, но сейчас это невозможно ”. Он замолчал, а потом повернулся к жене. "Эсфирь, мы не могли бы одолжить ванну и поставить её на кухне?”
   "Почему бы и нет” — ответила г-жа Расмуссен. "я уверена г-жа Свенсен разрешит нам воспользоваться своей ванной ”.
   "Вас это устроит ?” — пастор Расмуссен повернулся ко мне. "Вы не против, чтобы креститься в нашей кухне — в ванной?”
   "Мне всё равно, как вы будете это делать” — ответила я, "лишь бы моя старая жизнь действительно была погребена!”
   "Давайте подумаем” — продолжил пастор Расмуссен. "сегодня пятница. Приходите снова завтра вечером часов в шесть, а мы приготовим для вас ванну в кухне ”
   На следующий день я, как и было договорено, появилась в доме Расмуссенов. Г-жа Расмуссен помогла мне облачиться в длинную белую ночную рубашку и повела меня на кухню. В центре на каменном полу стояла большая цинковая ванна с водой. "Мы немного нагрели воду для вас” — успокоила она меня.
   Для засвидетельствования церемонии было приглашено несколько жён местных рыбаков. С шоком я узнала в одной из них мать моего ученика. До того момента я тайно надеялась что мой поступок не станет известным никому. Теперь я знала, что через несколько дней это будет транслировано на всю школу, как учителям так и ученикам.
   Я запомнила все детали той сцены. Пустые полки и доски были безупречно чисты, но истёрлись от многолетнего вытирания. Над плитой, на которой тихо шумел чайник, висели две большие чёрные сковородки. Единственным украшением была деревянная доска для резки хлеба. На ней были слова: "Хлеб наш насущный подай нам на сей день ”.
   Мои ноги немели от холода каменного пола без всякого покрытия. Трудно было бы себе представить сцену, более резко контрастирующую со всем, к чему я привыкла. Только Бог мог сделать разрыв столь полным. Одним символическим поступком я порывала со всем своим наследством—общественным, культурным, интеллектуальным и религиозным.
   Ещё раз я взвесила все последствия того поступка, который я хотела совершить. Действительно ли я хотела поступиться хорошим отношением ко мне всех, кого я знала всю свою жизнь — чтобы с того момента стать чужаком в моём собственном народе — навсегда? И тем не менее, именно этого я и просила—"быть похороненной.” Как много из своего прошлого можно было взять в могилу? Только сейчас я поняла, что такое похороны.
   Сама церемония была короткой и простой. Мы стояли вокруг ванны, напротив друг друга. Пастор Расмуссен прочитал слова Иисуса от Матфея:

    ...если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною; Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретёт её

От Матфея 16:24-25

    Закрыв Библию, пастор Расмуссен предложил помолиться, но мой ум не следил за его молитвой. Меня поразили слова Иисуса, которые он только что прочёл: "Кто потеряет душу свою... тот обретёт её”. Я поняла что моё крещение в тот вечер стало началом этого обмена. Я теряла свою жизнь, такой, какой я знала её до сих пор. Взамен мне предлагалась другая жизнь, которую мне предстояло найти.
   Когда пастор Расмуссен закончил молитву, я уселась в ванной. "По исповедании вашей веры” — услышала я его голос, "я крещу вас в смерть и воскресение Христа. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!” Затем он мягко, но уверенно окунул меня в воду, наклонив назад, подержал меня под водой секунду, а затем поднял.
   Там, сидя в ванной, с водой сбегающей по моим щекам, я больше не осознавала, где я нахожусь. Важно было только одно - мои страхи и мучения прекратились! Вместо них моё сердце заполнилось глубоким, непоколебимым миром. Так Сам Бог засвидетельствовал Своё одобрение моему поступку. В предстоящие дни я могла держаться этой уверенности: "Я сделала то, что Бог потребовал от меня ”.



     Предыдущая страница               Следующая страница

• * Главная страница
• * Апологетика
• * Биографии
• * Благовестие
• * Вникай в себя
• * В помощь служителю
• * Детям и взрослым
• * Для молодёжи
• * Искателям
• * Редко втречающиеся книги
• * Словари
• * Справочники
• * Автобиографии и дневники
• * Экзорцизм
• * Блог
• * Форум
• * Обратная связь

                                                                   ***


Другие сайты автора :  И смех, и не грех

                                          Искусство мира