Следование за Христом

Меню сайта

Глава восьмая.   НАСЛЕДУЯ ЗЕМЛЮ (Луки 22)

Пётр очнулся от сна. Он подспудно сознавал, что не должен лежать на земле. В этот предрассветный час он напряжённо рылся в памяти в поисках причины. Что его беспокоило? Почему он лежал на земле? Почему? Почему? Его полусонный разум никак не мог найти ответ. Вдруг чей-то голос прервал неясный ход его мыслей: "Что вы спите?"

Пётр открыл слипающиеся глаза и увидел Господина. Вдруг он всё вспомнил. Господин попросил их остаться с Ним и молиться, но один за другим они поддались усталости. Петра захлестнуло чувство вины.

Вечером Господин был очень взволнован. Пётр ещё никогда не видел Его таким. Он почти сумбурно говорил о предательстве и смерти. Пётр понимал, что должен был собраться с силами и бодрствовать вместе с Господином, но не смог. Было очевидно, что Господин не спал. Даже при лунном свете Пётр заметил устало опущенные плечи и красные глаза.

Голос Господина был исполнен смирения: "Кончено, пришел час; вот, предается Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдем: вот приблизился предающий Меня!" И указал рукой влево.

Пётр повернулся и увидел людей, пробиравшихся по склону холма. По горящим факелам было видно, как они продвигались. Пётр поспешно растолкал от сна остальных учеников.

Когда искавшие их приблизились, Пётр вынул из-за пояса свой меч и встал рядом с Господином. Пётр узнал несколько человек из толпы. Там были слуги первосвященника, несколько солдат и всем известные иерусалимские бродяги с факелами, фонарями, дубинами и другим оружием.

Пётр содрогнулся, увидев, как велика толпа. Она раз в пять превосходила число учеников. Не потому ли Господин так печален? Это что, конец? С ними покончено?

Иуда Искариот выступил из среды пришедших и подошёл к Господину. Его глаза возбуждённо бегали по сторонам. Он стоял так близко к Петру, что тот слышал его частое, прерывистое дыхание. "Приветствую Тебя, Равви!" - нерешительно произнёс Иуда, обнимая и целуя Господина.

Учитель ответил: "Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого?" — и печально покачал головой. Иуда отвёл взгляд от Господина и отступил назад. Аза, слуга первосвященника, выступил вперёд, чтобы произвести арест. И вдруг всё сборище буквально взорвалось: люди закричали и рванулись к Господину с высоко поднятыми дубинками. Двое сильных мужчин из охраны храма ринулись к Иисусу.

Гнев ослепил Петра. Он быстро оценивал положение, ища пути для отступления. Как только он освободит Господина, они смогут убежать. Он сжал в руке меч и ударил им одного из нападавших. Удар пришёлся тому прямо по голове и заставил упасть его на колени. Кровь хлынула по щеке, а отрубленное ухо упало рядом в пыль. Радуясь наступившей сумятице, Пётр ухватился за Господина: "Сейчас или никогда. Бежим отсюда!"

Но Господин не двинулся с места. Он продолжал стоять перед Азой в одежде, забрызганной кровью, глядя прямо на слугу первосвященника. Аза почувствовал себя неловко, хотя ему надлежало руководить арестом. События странным образом выходили из-под контроля.

Господин подошёл к раненому. Толпа замерла в ожидании. Он поднял отсечённое ухо, обтёр его краем Своей одежды и нежно приложил его на место к голове пострадавшего, прижав Своей ладонью. Кровотечение мгновенно прекратилось.

Господин задержал Свою руку на несколько секунд, а когда отнял её, все ахнули от изумления. ухо стражника первосвященника было совершенно невредимым! Не осталось ни шрама, ни следа, указывающего на то, что несколько мгновений тому назад оно было отсечено мечом.

Аза нервно кашлянул. Ему нужно выполнять приказ, и никакая уловка не сможет ему помешать. Но ни один из стражников не двинулся с места, когда он жестом повелел им арестовать Господина.

"Возврати меч твой в его место, “ — сказал Господин, поворачиваясь к Петру. Затем, глядя прямо на Азу, произнёс: "Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут. Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов ангелов? Но как же сбудутся Писания?"

Аза кипел от негодования. "Взять Его!" — рявкнул он на стражников, но они покачали головами и отступили в толпу. У них уже не было охоты исполнять такой приказ. Другие стражники вышли, чтобы занять их место, и увели с собой Господина. Пётр и другие ученики последовали за ними, ошеломлённые событиями ночи.

Руководитель, пребывающий в кротости, навсегда свободен от бремени мстить людям, которые причинили ему боль или злоупотребили корыстно его доверием.

Если бы вы оказались той ночью в саду вместе с Иисусом, как бы вы объяснили себе Его поступки? Если Иисус имел в достатке силы для исцеления уха раненого слуги, то у Него наверняка хватило бы сил спастись Самому в тот момент. Но почему Он не воспользовался этой силой? У Него была возможность изменить исход событий, но Он сознательно избрал для Себя не использовать её. Многие расценили бы это как слабость. Библия именует это кротостью.

Ричард Фостер спрашивает: "Вы когда-нибудь замечали, сколько раз Иисус отказывался употреблять Свою власть?" Далее он говорит: "Власть, исходящая свыше, не хвастлива и напыщенна. Ей чужды свойства человеческой власти, воистину, её символы — ясли и крест. Это власть, в которой не узнают власть. Это сознательно выбранная позиция кротости, кажущаяся бессилием человеческому глазу. Власть свыше руководствуется слабостью". Я живо помню своё первое знакомство с кротостью. Мне было восемь лет, и тогда по соседству со мной жила целая ватага моих сверстников. Все мы были фанатиками спорта и проводили каждую свободную минуту, оттачивая воображаемое спортивное мастерство на баскетбольной площадке, расположенной позади школы. "Эрик" для меня был тогда героем. Он был на несколько лет старше меня и отличался неподражаемой доблестью на баскетбольной площадке.

Однажды, солнечным субботним днём все мы собрались на площадке поиграть в баскетбол. Эрик тоже был там, ещё к нам присоединился один девятнадцатилетний парень, недавно женившийся на сестре Эрика. Эрик и его шурин были самыми высокими из нас и поэтому играли в разных командах, опекая друг друга. Игра оказалась напористой и очень азартной. По правде говоря, даже грубой.

Эрик с шурином боролись за мяч, как вдруг последний обозлился. Он накинулся на Эрика и стал колотить его по лицу.

Я рос в спокойной и воспитанной семье, и увидеть, как один родственник избивает другого, было потрясением для меня. Но ещё более поразительней было поведение Эрика. Он опустил руки и, не сопротивляясь, позволял ударам и тумакам превращать его лицо в кровавое месиво.

Наконец, я не вытерпел и закричал: "Давай, Эрик! Дай ему сдачи! Ты же круче его! В чём дело? Или ты струсил?"

Эрик по-прежнему позволял себя избивать до тех пор, пока его шурин не прыгнул в машину и не укатил прочь. Компания восьмилетних приятелей молча растворилась, ошеломлённая быстротой поражения Эрика.

Я проводил его домой. Войдя в дом, он спокойно подошёл к умывальнику, открыл кран и, содрогаясь, стал смывать кровь с лица.

"Почему ты не дал сдачи?" — спросил я, совершенно сбитый с толку поведением Эрика.

Он повернулся и посмотрел на меня из-под опухших, багровых век и произнёс: "Я скажу тебе, почему. Пару месяцев назад мы с ним подрались из-за его слов о сестре. Я одолел его. Но потом он заявил мне, что если я когда-нибудь снова стану против него, то он пойдёт домой и изобьёт мою сестру. Я знаю, он способен на это. Меня не волнует, что случится со мной. Я не позволю ему дотронуться до моей сестры, даже если это будет значить быть избитым самому."

Мой детский ум разум оторопел от нового для него откровения. Эрик, действительно, был героем. Его кажущаяся слабость не была истинной картиной происшедшего. Я понял, что факты не всегда соответствуют истине. Факт заключался в том, что Эрик действительно был избит. Истина — в том, что он мог дать сдачи, но нашёл в себе силы удержаться, чтобы защитить того, кого любил.

Эрик был кроток, но не слаб. Более слабый человек на его месте стал бы размахивать кулаками, но не Эрик. Сострадание к сестре удержало его.

То же самое произошло и при аресте Иисуса. Легионы ангелов явились бы спасти Его, молви Он только слово. Думаю, и ученики, со своей стороны, могли бы затеять хорошую потасовку. Но сострадание удержало Иисуса. На карту было поставлено нечто большее, поэтому Иисус добровольно починился аресту.

Служащие лидеры должны брать пример с Господа во время ареста. Мы должны стать людьми кроткими. И об этом напоминает нам в Нагорной проповеди Христос: "Кроткие наследуют землю." Почему? Потому что только кроткие будут иметь силу духа, позволяющую править и царствовать со Христом, отвергнув своё "я".

Но что это значит руководить с кротостью? Конечно же, не то, что лидер должен быть бесхребетным и слабовольным или нерешительным и сомневающимся, или постоянно разглагольствующим о добродетели непротивления.

Шотландский проповедник Джеймс С. Стюарт так говорит об этом: "Для созидания Своего царствия Бог всегда избирает немощь и униженность человека, а не его силу и уверенность. Он может употреблять нас не просто вопреки нашей заурядности и беспомощности, а исключительно благодаря этим качествам".

Потому-то истинных наставников часто не замечают или не понимают. Причина проста: падший человек — поклонник героев, и таких людей привлекают героические, сверхъестественные образы. Зная это, сатана однажды предпринял попытку совратить Иисуса со Креста на путь славы. Искушения, уготованные врагом, всегда сосредотачивались на внешних подвигах, чтобы вызвать у народа поклонение "герою."

Если бы Иисус поддался лести явить Свою силу, мир действительно последовал бы за Ним — прямо к апогею мании величия. Неудивительно, что собравшаяся у распятия безжалостная толпа, более всего усердствовала в жестоких оскорблениях. В их ограниченном восприятии Иисус был слабаком, то есть, объектом насмешек, а не почтительного опасения.

В Писании смирение прежде всего имеет отношение к "вертикальному" общению человека с Богом, как сказано в 1 Петра 5:6 : "Итак смиритесь под крепкую руку Божию." Наставничество и другие виды служения в Божьем Царстве измеряются смирением.

Кротость — это обратная сторона медали. Это плод Божьей благодати, проявляющийся прежде всего в "горизонтальных" отношениях человека к окружающим. Чарльз Финней сказал:

"Кротость, как проявление воли и как свойство благочестия, противоположно сопротивлению и мщению. Это терпение и снисходительность при жестоком обращении".

Причиной наших страданий всегда бывают окружающие люди. Иногда кто-то пытается злоупотребить нашим доверием, делая достоянием гласности наши недостатки. Кроткий человек не боится правды, даже о самом себе. Даже если он будет чувствовать себя преданным тем, кому он доверился, его кротость не позволит ему отплатить тем же.

Некоторые спросят: "Но ведь, если наставник позволяет своим ученикам видеть его слабости, не злоупотребят ли они этим впоследствии?" Ответ прост: "Да, риск велик!" Неуловимая грань между смирением и унижением заключается в выборе довериться своим ученикам или отгородиться от них, и этот выбор зависит от характера личности.

Иисус знал это, но пошёл на риск и позволил Себе быть уязвимым. Зная, что в течение ближайших суток Пётр, Иаков и Иоанн отрекутся от Него, Иисус всё равно допустил им видеть Его борение и муку.

За этой истиной кроется, в равной мере, ещё одна важная вещь: Бог намеренно избрал слабых для выполнения Своих целей. Апостол Павел в 1 Коринфянам 1:26-29 говорит:

"Посмотрите, братия, кто вы призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего незначащее избрал Бог, чтоб упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом."

Дж.Освальд Сандерс подтверждает эту истину, заявляя: "Хотя сам Павел обладал развитым интеллектом, он радовался тому, что Бог намеренно не избрал образованных, знатных, сильных и влиятельных. Вместо этого Он выбрал людей немощных по способностям, авторитету и даже телесно — тех, кого мир ставил ни во что — чтоб через них благословить всех".

Для служащего лидера руководить в кротости означает, что он должен быть абсолютно честен с собой и другими в отношении своих слабостей, не ища повода их скрыть или, наоборот, с жалостью к себе выставлять напоказ. Он продвигается вперёд, с любовью повинуясь Богу, несмотря на свою ранимость, и, если необходимо, целиком предаёт себя Божьей власти и милости. Урожай для вечности никогда не пожинается надеющимися на себя, но теми, кто сознаёт, что Божья сила "совершается в немощи" (2 Коринфянам 12:9).

Дуайт Л. Муди — Билли Грэм своего времени, научился использовать силу немощи, подобно Павлу. Он не был обременён образованием, внешне был непривлекателен, голос был тонким и гнусавым. Но эти сознаваемые им недостатки не помешали Богу через него потрясти весь мир.

Однажды одному репортёру поручили исследовать его служение, чтобы выявить секрет необычайной силы и влияния на людей всех социальных слоёв. После возвращения из своей командировки тот записал: "Я не нахожу в Муди ничего, что могло бы стать причиной его невероятных деяний."

Когда Муди рассказали об этом, он усмехнулся и сказал: "Конечно, это так, потому что работа-то была Божья, а не моя." Слабость Муди стала Божьим оружием".

Служить наставником не означает прекратить использование своих природных, данных Богом талантов. Это означает, что мы должны перестать на них полагаться. Вместо этого мы должны научиться непрестанно возлагать упование на Бога, в любви ведущего за Собою Своих детей.

Глава девятая.    Ещё одна возможность (Луки 24)

Трое мужчин, тесно прижавшись друг к другу, сидели в углу на полу. Золотые лучики солнечного света пробивались сквозь трещины в ставнях и отбрасывали на пыльный пол яркие пятна света. Светало, но они уже долгие часы не спали и всё сидели, вглядываясь в темноту.

"Кто бы мог подумать?" — произнёс Варфоломей, размышляя вслух. — "Ещё неделю назад нас приветствовали с пальмовыми ветвями, радостными восклицаниями и всеобщим восторгом."

"Не бойся, о дочь Сиона: вот Царь твой грядёт к тебе, сидя на молодом осле," — произнёс Филипп скорее для самого себя, чем для остальных.

Варфоломей ударил кулаком о пол. "Почему мы ничего не заметили? Мы остановили бы Иуду, если б знали."

Филипп пожал плечами: "Мы никак не могли знать. Иуда наверняка давно замышлял это. Видели, как приветствовали его стражники? Они вели себя, как давние его друзья."

"Иосиф сказал мне, что первосвященник заплатил Иуде за его старания тридцать серебренников," — при этих словах глаза Варфоломея наполнились слезами.

"Что ж, Иуда получил по заслугам. Я слышал, его нашли висящим на дереве. Повесился," — сказал Филипп, надеясь, что эта новость хоть как-то утишит гнев по поводу предательства бывшего товарища.

"Мы все заслуживаем смерти", — вступил Пётр, впервые подав голос. — "Я вёл себя не лучше. Когда Господин попросил меня молиться вместе с Ним в саду, я заснул. Мы все заснули. Если бы мы тогда бодрствовали, всё могло быть иначе. Мы даже не смогли не заснуть, когда Ему так это было нужно."

Пётр помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил: "И когда я потом сидел во дворе дома первосвященника и служанка спросила меня, не я ли был с Ним, я ответил, что нет. Какой смысл признаваться в связи с осуждённым Человеком? Я отрёкся от Него трижды".

"Но знаете, что хуже всего? Иисус знал об этом. Он знал. Он знал, что я сделаю это", — Пётр в упор посмотрел на своих товарищей: тёмные тени в сумрачной комнате. — "В тот вечер, когда Он омывал нам ноги, Он всё знал. Он сказал мне, что я предам Его трижды. И знал о том, что замышлял Иуда. Как будто Он хотел, чтобы это случилось. Я не понимаю как, но Он знал. Знал о том, что каждый из нас по-своему предаст Его."

Тишина повисла в комнате. Сейчас их близкая дружба не позволяла обелить себя. Каждый знал, о чём думали другие и как они поступили сами. Никто не прятался за завесой лжи и притворства.

Для чего им теперь было жить? Они все покинули свои дома, чтобы следовать за Господином. Они поверили в то, что Он Мессия и что они были частью того огромного нового царства, которое Он принёс, чтобы изменить мир. Сейчас всё было кончено, и все они были так или иначе виноваты в этом.

"Как бы я хотел вернуться туда. Я должен был остаться подле Него у Креста," — сказал Варфоломей несколько минут спустя. — "У меня не хватило смелости сделать это. Его мать с Ним осталась, а я нет..."

"Все мы отличились, независимо от того, были мы с Ним до конца или нет", — вмешался Пётр. — "Вчера стражники пришли в дом моего дяди и спрашивали обо мне. Он сказал им, что не видел меня очень давно, но они всё равно устроили обыск и перевернули вверх дном весь дом."

"Как вы думаете, нам лучше держаться вместе или разойтись по одиночке?" — спросил Филипп. Им нужно было как-то собраться с мыслями. Троим мужчинам угрожала серьёзная опасность.

Город кишел солдатами и негодующими фарисеями и книжниками. Священники и римские солдаты заключили между собой немыслимый, но зловещий союз. А теперь, когда их руки оказались в крови, они хотели скорее покончить с этим. Они не желали, чтобы "дело Христа" снова возникло, а остававшиеся ученики были частью этого дела.

"Не знаю... Не думаю, что мы смогли бы что-либо сделать для спасения Господина," — сказал Варфоломей, не обращая внимания на вопрос Филиппа.

"Я наблюдал за Ним. Было похоже, что Он хотел умереть в завершение. Когда Пилат задавал Ему вопросы, Он не отвечал. Пилат долго настаивал. По-моему, он хотел отпустить Господина, но Тот не произнёс ни слова."

Они снова погрузились в молчание. Они то печалились о Господине, то исполнялись презрением и гневом к тому, кто Его предал. Но более всего их тяготило невыносимое бремя: каждый из них предал Господина. Трусость, малодушие и слабость уже не были для них отвлечёнными качествами, присущими другим, послабее, людям.

Боль, которую испытывал каждый, отбила у них охоту показывать пальцем и обвинять кого-то другого. Как только жестокий луч испытаний осветил их сердца, все их недостатки были безжалостно проявлены.

Они говорили очень долго, то впадая в уныние, обиду и разочарование, то затихая. Наконец, они сошлись на том, что находиться всем вместе было бы безопасней. Поодиночке их легко можно схватить. Держась вместе, они могли бы защитить друг друга.

Прошёл почти целый день, прежде чем это решение стало известно всем ученикам. В Иерусалиме царил хаос. Мельница слухов работала вовсю. Ходили разные, противоречивые мнения. Некоторые говорили, что тело Иисуса украли ученики, другие говорили, что Он воскрес и что Его погребальные одежды так и остались свёрнутыми в гробнице.

Что бы это ни было, на третий день стало ясно одно: гробница, где был похоронен Господин, пуста. Пётр сам побежал осмотреть её. Он не мог объяснить увиденное. Почесывая затылок, он вышел из гробницы в раздумье.

Наконец, ученики собрались в условленном месте. Когда последний из них вошёл, Иаков закрыл дверь на тяжёлый деревянный засов. Теперь, если кто-то захочет проникнуть в дом, ему придётся иметь дело с дубовой дверью толщиной в ладонь.

Иаков повернулся и оглядел своих товарищей. Впервые они собрались после ночи предательства. Как все они изменились!

Иаков увидел лицо Петра. Он казался довольно оживлённым, даже весёлым. Иаков поднял брови, недоумевая: трудно представить, что может сделать с человеком скорбь и чувство вины!

Пётр откашлялся, прочищая горло, и обратился к собравшимся. Его лицо сияло широкой улыбкой, когда он начала "Так же, как и у вас, моё сердце рвалось на части. Но теперь я всё понял." Ученики слушали, не улавливая, к чему он клонит. "Вчера мы с одним человеком, который тоже когда-то был учеником Господина, шли в Еммаус. Я был подавлен тем, что произошло, и хотел всё бросить и забыть."

Филипп и Варфоломей удивлённо переглянулись: ведь именно Пётр, в конце концов, настоял на том, чтобы они все собрались в Иерусалиме.

"По пути к нам присоединился Человек, который, казалось, совершенно ничего не знал о случившемся. Мы стали рассказывать ему об этом." По мере повествования Пётр становился всё более взволнованным, помогая себе жестами.

"Наконец, мы остановились в одной гостинице поужинать. Когда мы сели за стол, Незнакомец взял хлеб, возблагодарил за него и раздал его нам. И вдруг с наших глаз как будто спала пелена. Это был Он! Этим Незнакомцем был Господин, но прежде, чем мы успели произнести слово, Он исчез из виду!"

"Ты уверен?" — спросил Андрей.

"Я не поверю в это, пока не увижу Его собственными глазами", — проворчал Фома, — "и почему вы сразу не узнали Его?"

"Пусть говорит, я хочу слышать", — вмешался Иаков. — "Это совпадает с тем, что говорила Мария Магдалина."

Прежде, чем Пётр продолжил, в комнате прозвучал другой голос: "Мир вам!"

Разинув рот, широко раскрыв глаза, ученики застыли на месте, узнавая: это был Господин!

Он протянул к ним руки. Каждый из учеников узнал их. Сколько раз эти руки нежно обнимали их! Теперь на них были рваные шрамы. Нет, они не уродовали эти руки, а украшали!

Всеобщий возглас удивления вырвался из уст поражённых учеников, за которым последовало внезапное радостное откровение. Их глаза всё ещё были распахнуты, но в них уже не было страха. Волна пьянящей радости захлестнула их.

Пётр видел, как Господин с любовью обводил всех взглядом, задерживаясь на каждом. Когда Его глаза достигли Петра, Господин посмотрел на него долго и проницательно. Пётр почувствовал, как слёзы подступают к его глазам. Он смотрел на Господина: "Я, Господь? После всего, что я сделал? Я? Ты хочешь доверять мне снова?"

Петру незачем было спрашивать это вслух, Господин прочёл вопрос в его глазах. Он мягко кивнул, и Пётр почувствовал, как его затопил поток Божьего доверия и любви. Слёзы полились по щекам, и здоровенный рыбак, не стыдясь, упал к ногам своего Господина.

Оказанное доверие освобождает. Обманутое доверие разрушает.

Иисус доверил созидание Своей Церкви в неуверенные руки одиннадцати жалких неудачников. Дэвид Уотсон точно описывает это:

"Ученики Иисуса были самыми обыкновенными людьми со всеми человеческими недостатками и изъянами, которые находим в себе и мы. Благодаря честности Евангелий ученики предстают перед нами тщеславными, себялюбивыми, любящими спорить, слабыми в вере, беспокойными, трусливыми, вспыльчивыми, необдуманно говорящими и поступающими, заносчивыми перед лицом искушений, сонливыми в молитве, нетерпеливыми с детьми, раздражёнными из-за большого скопления людей, подавленными и разочарованными распятием. Мы замечаем, как медленно они усваивали и как быстро забывали самые тяжкие духовные уроки. Другими словами, они были такими же, как большинство нас! И всё же, это были люди, которых Иисус избрал Своими учениками и будущими наставниками".

В самом деле, удивительно, что Бог избрал этих одиннадцать учеников, чтобы навсегда изменить мир. Но ещё более поразителен тот факт, что Он избрал и употребляет нас! В Послании к Коринфянам Павел выражает своё удивление по поводу того, как Бог употребляет грешников: "Потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божьей в лице Иисуса Христа. Но сокровище это мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам" (2 Коринфянам 4:6-7).

Пример Иисуса-наставника, доверявшего Своё совершенное учение несовершенным людям, наверно, самый трудный для подражания. Иисус показывал, учил и поручал. А потом Он просто ушёл! Впоследствии Апостол Павел делал так же. Действительно, чаще всего наставления Павла поступали из тюремных камер! Какой контраст с методами, используемыми нами сегодня!

Несмотря на то, что сами мы несовершенны, мы склонны требовать совершенства от других, прежде чем доверить им должность начальствующего. Долго же придётся ждать! Практический опыт показывает, что мы только и делаем, что обучаем, обучаем и обучаем. Затем мы требуем от наших учеников подчинения, потому что они учились у нас. Другими словами, мы хотим, чтобы наши ученики работали на наше служение. По крайней мере, до тех пор, пока они не станут доставлять нам хлопоты.

Каков же результат нашего наставничества, если мы не освобождаем их для собственного служения? Много ли тех, кто после обучения был освобождён для собственного служения или служения наравне с нашим, или даже, наше превосходящего? Радуемся ли мы, когда видим, как другие начинают собственные служения, даже если они никогда уже не будут подчиняться нам, как наставникам? Ликуем ли мы или опасаемся, когда они превосходят нас, как руководители, и по масштабу и по силе влияния?

Тот, Кто был совершенным Наставником, не только обучал, Он доверял. Более того, Ему доставляло радость заявлять, что Его ученики будут совершать более великие дела, чем дела их Учителя.

Обычный аргумент против освобождения будущих, особенно, молодых лидеров для занятия ими руководящих ролей — что у них нет достаточного опыта. Но возникает вопрос: откуда появится этот опыт, если им не позволяют обрести его практически!

Может, некоторые руководители остерегаются доверять другим, а особенно, молодым бразды правления из-за того, что те могут ошибиться и навлечь упрёк на доверившего им ответственный пост? Но ведь подобные страхи уходят корнями в эгоистичное желание уберечь собственную репутацию, а не в искреннее стремление удержать молодого человека от слишком раннего вступления в должность.

Служащий руководитель всегда противится побуждению чрезмерно строгими требованиями нагружать будущих наставников. Он хочет освободить их, а не угнетать слишком тяжёлым бременем. Он понимает, что главная задача руководства состоит в создании атмосферы доверия и свободы. Только в такой среде руководитель сможет полностью реализовать свой потенциал.

Очень часто лидеры поступают прямо противоположно. Они воздвигают систему чрезмерных требований, вроде бы для того, чтобы лучше подготовить перспективного молодого человека. Но печальная ирония заключается в том, что если бы такому учителю пришлось столкнуться с подобными требованиями в молодости, он вряд ли смог бы их выполнить.

Доверие — самый хрупкий элемент в структуре здоровых взаимоотношений. (Из лекций Тома Маршалла, прочитанных в Амстердаме в мае 1987 года.) Служащий наставник сознаёт, что уважение и доверие всегда идут рука об руку. Поэтому, он стремится уважать своих учеников, проявляя к ним доверие и тем самым подтверждая, что сам заслуживает его. Такое доверие лучше всего выражается в обучении последователя, а затем в высвобождении его для возрастания в служении руководителя.

Плотский лидер будет настаивать на том, чтобы его последователи доверяли ему, и в то же время осуждать тех, кто попытается поставить под сомнение его авторитет. Мыслящий таким образом руководитель упускает из виду, что ученики не долго будут следовать за тем, кому не доверяют. Более того, доверие, требуемое от других, но другим не оказываемое, рождает у ученика чувство угнетённости и совершаемого над ним насилия.

Это подводит нас к важному принципу: инициатива проявления доверия должна принадлежать человеку, обладающему самым большим авторитетом. (Из лекций Тома Маршалла, прочитанных в Амстердаме в мае 1987 года.) Наставник с почтением относится к своим ученикам, доказывая тем самым свою надёжность. Когда же он обманывает их доверие, то это становится позором и бесчестьем для них также.

Бог сознательно доверил судьбу Своего единственного Сына в руки смертных, обыкновенных родителей. Иисус сознательно доверил судьбу Евангелия простым людям. Бывают моменты, когда вам как наставнику требуется смирение, чтоб подчиниться и довериться лидеру менее опытному, занимающему менее важное положение или более слабому по характеру, чем вы. Такой поступок оказывает огромную поддержку этому человеку, напоминая и нам, что все мы подвластны и подотчётны.

Подобное произошло со мной во время моей первой практики в организации "Молодёжь с миссией". Несмотря на неопытность, я был назначен лидером команды из пятнадцати человек, которые должны были провести две недели практики в Париже, во Франции. Единственным доступным для нас жилищем оказался старый заброшенный театр, который теперь использовали как церковь. Удобства были аховыми: одна "ванная" комната, в которой были только раковина и туалет.

На три дня к нам приехал Лорен Каннингхэм (основатель "Молодёжи с миссией"). Я был безумно рад его видеть и обрадовался ещё больше, когда узнал, что он собирается провести с нами несколько дней. Я не слишком хорошо знал Лорена и предполагал, что он остановится в ближайшем отеле. Как шок для меня прозвучала его фраза: "Денни, где ты меня расположишь на ночь?"

"Вы имеете в виду, спать?" — спросил я, заикаясь и стыдясь описать наши удобства. — "Вы — начальник. Спите, где пожелаете."

Я никогда не забуду мягкое, терпеливое выражение лица Лорена, когда он ответил: "Нет, Денни, ты — лидер этой команды. Пока я здесь, я подчиняюсь тебе. Где ты меня разместишь?"

Я был потрясён, но, увы, у нас не было "почётного" места, которое я мог бы предложить Лорену. "Пойдёмте со мной," — сказал я, и мы стали подниматься по пыльным ступенькам. Девушки из команды разложили свои спальные мешки на балконе и отгородились простынями.

Мы, холостяки, выбрали небольшое место на сцене и тоже попытались отгородить его. Места было очень мало, и каждый из нас окружил своё личное "пространство" спальным мешком, стулом и чемоданом.

Я собирался отдать Лорену свой аккуратно отгороженный "пятачок", как вдруг заметил, что он изучает пространство под стоящим на сцене роялем. Неужели он захочет, чтобы мы его двигали! Для этого совершенно не было места. Не раздумывая, я выпалил: "Вы можете спать под роялем, если хотите." Лорен кивнул, благодарно улыбнулся и сказал: "Это как раз мне подходит."

Хотя этот случай произошёл двадцать три года назад, он произвёл на меня такое впечатление, что я до сих пор помню каждую подробность. Я был глубоко потрясён, и в то же время, смирён. Основатель успешно развивавшегося служения с радостью подчинился моему необдуманному распоряжению.

Предыдущая страница                        Следующая страница