Следование за Христом

Меню сайта

                                                                   Глава XVI

   — Ты еще не ответил на мой вопрос. О том челове­ке, под властью которого я нахожусь: я думаю, он — царь Саул. Как я могу точно узнать, прав я или нет?
   Нам не дано этого знать. И не забудь: что даже «Саулы» часто являются помазанниками Господа.
   Ты знаешь, есть люди — всегда, везде, в каждом столетии, в каждой группе, — которые встанут и скажут тебе: «Тот человек из рода царя Саула». И тут же другой, такой же уверенный, поднимется и возразит: «Нет, он — помазанник Господа из рода Давида». Ни один человек не может точно знать, кто прав. И если ты в это время окажешься на балконе и увидишь внизу этих двоих, кричащих друг на друга, ты можешь задуматься: «А к какому роду принадле­жат они?»
   Знай, твой начальник может быть Давидом.
   — Это невозможно!
   Разве? Многие из нас знают, по крайней мере, дво­их из потомков Давида, которые были проклинаемы и распяты людьми. Людьми, которые были абсолют­но уверены, что те, кого они распинали, не были Да­видами.
   Люди, которые следуют за Саулом среди нас, час­то распинают Давидов среди нас.
   Кто же тогда может знать, кто — Давид, а кто — Саул?
   Бог знает. Но Он не скажет.
   Так ли ты уверен, что твой царь является Саулом, а не Давидом, что согласишься занять место Бога и начнешь воевать против «Саула»? Тогда поблагода­рим Бога за то, что тебе не довелось жить во времена распятия на Голгофе.
   Что ты конкретно можешь сделать? Очень мало. Возможно, совсем ничего.
   Во всяком случае, со временем откроется многое в твоем лидере.
   Ход времени и то, как ты относишься к этому лидеру — Давид он или Саул, — откроет очень мно­гое в тебе.

                                                                   Глава XVII

   Спустя два поколения после правления Саула мо­лодой человек, полный энтузиазма, вступил в ряды израильской армии под руководство нового царя — внука Давида, и вскоре услышал рассказы о могучих сподвижниках Давида. Он решил разыскать одного из них: возможно, кто-то еще был в живых. Хотя, как подсчитал этот юный воин, такому человеку должно быть уже за сто.
   В конце концов, он отыскал его. Да, один из спут­ников Давида был еще жив. Юноша отправился к нему. С нетерпением, если не с колебанием, постучал он в дверь, и она со скрипом открылась. Перед юно­шей стоял гигант с седыми... нет, с белыми, как снег волосами... и невероятно морщинистым лицом.
   —Скажи, мой господин, ты ведь один из могучих
людей Давида, один из тех, о ком так много говорят?
   Старик внимательно посмотрел на юношу, затем негромко, но четко ответил, не отводя пристального взгляда от его лица:
   —Если ты спрашиваешь меня, являюсь ли я быв­шим вором, обитателем пещер и спутником проли­вавшего слезы беглеца, тогда да, я был одним из мо­гучих людей Давида.
   Старик расправил плечи, но ни следа насмешки не было в его словах.

   - Почему ты говоришь так, как будто царь был тряпкой? Разве он не был самым великим из прави­телей?

   - Он вовсе не был тряпкой, — сказал старик. За­тем, догадываясь, что привело к нему любознатель­ного молодого человека, добавил мудро и мягко: — Но не был он и великим вождем.

   - Ну, кем же тогда, мой господин? Я пришел, что­бы узнать пути великого царя и его... ну... могучих воинов. В чем же было величие Давида?

   - Я вижу, ты стремишься к тому, о чем мечтают все молодые, - произнес старый воин. — Скажу больше:  ты мечтаешь однажды сам повести лю­дей. — Он помолчал и продолжил задумчиво: — Да, я расскажу тебе о величии моего царя, но мои слова, возможно, удивят тебя.

   Глаза старика наполнились слезами, когда он по­думал сначала о Давиде, а потом о новом глупом царе, недавно коронованном.
   — Я расскажу тебе о моем царе и его величии.
   Мой царь никогда не угрожал мне, как твой, твой новый царь начал свое правление с законов, правил, уставов и страха. Самое ясное мое воспоминание о царе — это время, когда мы жили в пещерах и когда он вел жизнь подчинения. Да, Давид показал мне подчинение, не власть. Он учил меня не быстрому излечению при помощи лекарств в виде правил и за­конов, но искусству терпения. Это и изменило мою жизнь. Законничество — не что иное, как способ правителя избежать страданий.
   Правила были изобретены царями, чтобы порань­ше ложиться спать! Люди, твердящие о власти, дока­зывают, что у них ее нет. И цари, которые говорят речи о подчинении, отягощены двойным страхом в своих сердцах: они не уверены, что истинно посланы Богом, и живут в смертельном страхе восстания.
   Мой царь не говорил о подчинении ему. И не боял­ся восстания... потому что... потому что не цеплялся за трон!
   Давид научил меня проигрывать, не выигрывать. Отдавать — не брать. Он показал мне, что трудности испытывает тот, кто ведет, а не тот, кто следует за ним. Он укрывал нас от страданий, он не доставлял их.
   Он научил меня, что власть подчиняется восста­нию, даже когда это восстание не опаснее незрелости или, возможно, глупости. — Старик, очевидно, вспо­минал какие-то напряженные и смешные юношес­кие эпизоды в пещерах.
   Он помолчал немного и убежденно заявил:
   —Нет, власть от Бога не боится соперников, не за­щищается и ничуть не заботится о том, чтобы удер­жаться на троне.
   В этом и есть величие истинного царя!
   Старик отвернулся с выражением гнева и боли на лице. Затем он снова повернулся к юноше и громко сказал напоследок:
   —В то время как Давид имеет власть, люди, у ко­торых ее нет, говорят о своей власти постоянно.
«Подчинись, покорись» — это все, что можно услы­шать. У Давида была власть, но я не думаю, что он осознавал это! Нас было шестьсот никчемных чело­век с предводителем, который много плакал. Вот кем мы были!
   Это были последние слова, услышанные молодым солдатом от старого воина. Выйдя на улицу, он заду­мался, будет ли он по-прежнему с радостью служить под руководством Ровоама.

                                                                    Глава XVIII

   Итак, приближаясь к концу изучения истории Са­ула и Давида, чувствуешь ли ты, что это тебе помог­ло? Ага! Ты сейчас уверен, что человек, который яв­ляется твоим руководителем, человек не от Бога... или что он один из улучшенных вариантов Саула? Ну и ну! Как могут быть смертные уверены в том, что неизвестно даже ангелам?
   Могу я тогда спросить, что ты собираешься делать с этими только что приобретенными знаниями? Да, я понимаю, ты сам не являешься ни Саулом, ни Дави­дом... а только лишь одним из подданных Царства. Но ты все-таки планируешь поделиться тем, что об­наружил, с несколькими друзьями? Понятно. Воз­можно, мне тогда следует предупредить тебя, что за твоим опьяняющим новым знанием прячется изна­чально заложенная в нем опасность. Странная мута­ция может произойти в твоем сердце. Видишь ли, возможно... но подожди!

   Что это я вижу там? Там, в дымке позади тебя? Смотри! Что это за фигура прорывается сквозь ту­ман? Кажется, я где-то уже видел этого человека.
   Присмотрись. Разве мы не можем разобрать, что он делает?
   Кажется, он наклоняется над древним сундуком. Да, он открыл его.
   Кто он? И чем он занят?
   Он вынул что-то из сундука. Плащ? Нет, какая-то накидка. Вот он надевает ее! Она ему как раз, облега­ет фигуру и опускается с плеч, как мантия.
   А что же теперь? Он снова подходит к сундуку. Я знаю, что где-то видел этого человека. Что же он дос­тает на этот раз? Щит? Нет, меч. Да, это оружие ка­кого-то древнего, забытого рода. Он высоко поднима­ет его, как будто считает этот род своим! Кто этот че­ловек? Осанка. Поза. Выправка. Я видел его раньше, я уверен.
   Вот он вышел на свет. Сейчас мы отчетливо уви­дим его лицо.
   О! Да это же ты!
   Да, действительно, это — ты! Ты, мудрец, умею­щий распознать недостойного Саула!
   Иди! Посмотрись в зеркало. Этот человек — ты!
   И прочитай имя, выбитое на клинке.
   Вот оно: «АВЕССАЛОМ ВТОРОЙ»!!!

                                                                      Глава XIX

   — Смотри. Вон идет Давид!

   Улыбки, смех, возгласы.
   - Видишь, это Давид, это наш юный царь Давид! И опять в толпе прокатилась широкая волна усме­шек: люди развлекались.

   - Это не Давид, — возмущенно обратился юноша к своему спутнику, проходя по улице мимо двор­ца. — Почему они говорят так? Этот человек — не Давид!

   - Действительно, сын, это не Давид. Это всего лишь Авессалом выходит из ворот.

   - Почему  его  называют  Давидом? —  спросил юноша, оборачиваясь, чтобы посмотреть на краси­вого мужчину в колеснице, перед которой бежали пятьдесят воинов стражи.

   - Потому что он напоминает всем нам о юном Да­виде. И потому что мы все рады, что есть такой слав­ный молодой человек, чтобы однажды занять место Давида. И, возможно, также из-за того, что Авесса­лом выглядит лучше Давида. Он, похоже, самый красивый человек из живых.

   - Авессалом скоро будет царем? Сколько же лет Давиду? Пришла пора ему умереть?

   - Конечно, нет, мой мальчик. Давай посмотрим... сколько лет Давиду? Возможно, столько же, сколько было Саулу, когда заканчивалось его правление.

   - Сколько лет Авессалому?

   - Приблизительно столько же, сколько было Да­виду, когда Саул так усердно пытался убить его.

   —Давид в возрасте Саула. Авессалом — в воз­расте Давида, когда он стал царем, — размышлял юноша.
   Они шли молча некоторое время. Юноша, очевид­но, глубоко задумавшись, спросил снова:
   —Саул очень плохо относился к Давиду, не так ли?
   —Да, очень.
   —Царь Давид будет так же относиться к Авесса­лому? Будет ли Давид жесток с Авессаломом?
   Старший из собеседников обдумывал вопрос, но юноша, не дождавшись ответа, продолжал:

   - Если Давид будет плохо относиться к Авессало­му, будет ли Авессалом вести себя с такой же кротос­тью, как Давид?

   - Поживем — увидим. Ну и вопросы ты задаешь! Если, возмужав, ты сможешь давать такие же отве­ты, какие сейчас задаешь вопросы, то ты будешь из­вестен как самый мудрый человек на земле.

                                                                      Глава XX

   О, ты бы обрадовался, если бы познакомился с че­ловеком, который видел все так ясно. Распознавал. Да, это слово лучше всего определяет его способнос­ти. Он мог проникнуть до сердца любой проблемы.
   С ним люди чувствовали себя в безопасности, они любили проводить с ним время. Разговаривая с ним, они осознавали, что были мудрее, чем считали себя, а такое открытие приносило приятное чувство. Он обсуждал проблему за проблемой, предлагал реше­ние за решением, и люди начали с нетерпением ожи­дать того дня, когда он станет их правителем. Он ви­дел, как можно исправить так много неправильного. Он вселял чувство надежды.
   Но этот представительный, проницательный чело­век не станет умышленно торопить день своего воца­рения, в этом они были уверены: он был для этого слишком смиренным, слишком почитал нынешнего царя. Люди, окружавшие его, даже расстраивались, что лучшие дни правления откладываются на не­определенный срок.
   Чем больше времени они проводили в его покоях и беседовали, тем яснее осознавали, что в их царстве многое неладно. Да, многое неладно в той области, о которой они никогда раньше не задумывались. И проблемы. Проблемы, да еще какие! Прежде они и не догадывались об их существовании. Да, они действи­тельно возрастали в мудрости и проницательности.
   Шли дни за днями, и все больше и больше людей приходило послушать умные речи. Постепенно рас­пространялось мнение: «Вот человек, который видит проблемы и знает, как их решить». К нему шли уд­рученные и обеспокоенные. Они слушали. Они зада­вали вопросы. Они получали отличные ответы и на­чинали надеяться.
   Головы согласно склонялись. Мечты рождались. Со временем такие собрания проводились все чаще. Отдельные высказывания превращались в исто­рии — истории несправедливости. Некоторые могли посчитать их пустяковыми. Но не этот слушатель! Он был сострадательным. А когда близкие к нему люди обсуждали вопрос, обнаруженная несправедли­вость, казалось, росла, превращаясь в проблему. С каждой новой историей картина состояния дел в цар­стве становилась все более печальной: потрясенные слушатели повсюду видели обман.
   Но мудрый молодой человек слушал молча, не до­бавляя ни слова к ропоту. Видите ли, он был благоро­ден. Он всегда заканчивал вечернюю беседу выраже­нием смиренного почтения к облеченным властью...
   Но было бы уж слишком ожидать, что даже самый кроткий человек будет сидеть и вечно молчать. Этот бесконечный парад несправедливостей возбудил бы и самых почтительных людей. Даже самые чистые сердцем зажглись бы гневом. (А этот молодой хозяин дома, конечно, был самый чистый сердцем!)
   Такой чуткий человек не мог вечно отворачивать лицо от страданий народа и молчать. Такой благород­ный характер должен был однажды проявиться в деле.
   В конце концов, его последователи (хотя он и клялся, что их нет) были почты разъярены. Благода­ря своей зоркости они знали, что правонарушения в царстве не только выросли, но уже лились через край. Все они хотели что-то сделать с этими беско­нечными несправедливостями.
   Наконец, выяснилось, что великолепный молодой человек готов действовать. Сначала это были просто слова. Позже — предложение. Сердца людей ликова­ли, воцарилась радость. В конце концов, чего стоит благородство без действия. Но нет! Он предостерегал их от неправильного понимания. Да, он был опеча­лен, да, но он не мог говорить против тех, кто зани­мал положение власти. Нет, конечно, нет. Неважно, насколько велика печаль, неважно, насколько это оправдано. Он не станет.
   Да, он печалился все больше и больше. Было оче­видно, что некоторые доклады доставляют ему на­стоящую муку. Наконец его праведный гнев пробил­ся и вылился в словах силы: «Этого не должно быть». Он встал, глаза его сверкали:
   — Если бы я имел власть, я изменил бы ситуацию.
   Эти слова зажгли мятеж. Зажгли во всех, кроме од­ного — того самого благородного и чистого человека.

   Мятеж жил в его сердце уже годы.