Следование за Христом

Меню сайта

Глубина божественного прощения

Слово стало плотью. В этом случае оно не было лишь красивым образом, ярче сияющим на фоне человеческих страданий. Нет, слово действительно стало исцеляющим переживанием. Только таким образом Слово может действительно стать плотью.

Приведу еще один пример, который я услышал на конференции, организованной в Бирмингеме, в Англии, осенью 1973 г., у бывшего ректора кембриджского Тринити-Колледжа пастора Гарри Уильямса. Темой конференции было «Целительное служение церкви».

«Лет двадцать назад у меня был друг, которому было чуть больше 30 лет, но к тому времени он уже пережил четыре операции по удалению раковой опухоли. Он был холост, и его мать занимала главенствующее место в его жизни. Сын был всегда послушным и неукоснительно ей подчинялся. После четвертой операции он стал понимать, какое роковое влияние имеет мать на его жизнь. Постепенно внутри сына росла неодолимая ненависть к матери, ведь она же, по сути дела, убивала его. Ненависть причиняла ему огромную боль и страдание, отчего мой друг полностью порвал с матерью, несмотря на уговоры его благочестивых друзей поступать по-христиански.

Мысли о зле, причиненном ему тиранической властью матери, так выводили моего друга из себя, что он не знал ни минуты покоя. Мучения продолжались пять лет. На шестом году он влюбился в одну девушку и женился на ней.

Это случилось 14 лет тому назад. Мрачный прогноз врача не подтвердился, и рак более не давал о себе знать. Друзья этого человека постоянно молят Бога о его исцелении».

Уильяме прокомментировал этот случай следующим образом: «Это хороший пример того, как человеку можно помочь испытать воскресение через крест. До операции этот мужчина подавлял в себе злобу, поскольку не мог терпеть спровоцированную матерью душевную муку. Процесс выздоровления начался лишь тогда, когда он стал осознавать свою сильную ненависть к матери и ее разрушительной власти над ним. Он воспринимал это как личную обиду, и сильная ярость, которую он пережил, означала для него опыт Иисуса в Гефсиманском саду. Это была та часть греха всего мира, которую он должен был нести. Он заглянул прямо в глаза тому злу, от которого страдал, и не пытался загнать его в подсознание. Итогом стало выздоровление...

И, наверное, не стоит добавлять, что этот человек теперь помогает ближним и утешает тех из них, кто попадает в подобные ситуации». (Из отчета конференции в Бирмингеме.)

Слово стало плотью. Настоящий духовник не только несет ту весть, которая содержится в Библии. Он борется и страдает, пока то, о чем говорится в Библии, не исполняется прямо сейчас: Слово станет плотью.

От терапии к душепопечительству

Насколько много должен знать пациент? Это животрепещущий вопрос. Но ответ на него очень прост: пациент должен знать все. Однако не всегда следует придерживаться этого правила. Бывают ситуации, когда нельзя говорить всю правду, потому что в определенных случаях она не освобождает, а убивает. Многие «глашатаи правды» причиняют людям боль именно потому, что говорят правду без любви. Конечно, нужно говорить правду, но с любовью и тогда, когда человек готов ее выслушать.

Что же должен знать пациент? Чем глубже мы изучаем этот вопрос, тем сложнее он становится. Как мне узнать, о чем я могу говорить своему ближнему, не причиняя ему вреда? Как мне узнать, что значит отнестись к нему с любовью? Как я могу оценить его зрелость?

Всесторонне обдумав эти вопросы, мы приходим к выводу, что только зрелый человек способен принять правду. Если мы хотим знать все, нам необходимо время, чтобы подготовиться к принятию всей правды. Иисус это знал: «Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить» (Ин. 16:12).

В свете этих слов становится понятным, что для нас очень важно посвятить себя самореализации зрелости (см. первую главу). Созревание никогда не начинается слишком рано. Я, конечно же, не рекомендую не позволять детям быть детьми и пытаться сделать из них взрослых прежде, чем они успели побывать детьми.

Зрелость в каждом периоде жизни проявляется по-своему. Зрелость ребенка проявляется в способности играть, веселиться и быть беззаботным. Но если мужчина, достигая брачного возраста, все еще остается ребенком, то, безусловно, он запаздывает в своем развитии. А сможет ли человек, находящийся при смерти, выдержать неумолимую правду о том, что его время истекает, если душой он останется подростком?

Поэтому одна из основных задач душепопечительства — помочь человеку достичь зрелости, чтобы он при приближении конца смог смириться с тем, что его время истекает. Но если близкие, приходя проведать такого больного, будут искать только такие темы для разговоров, чтобы им легче было избежать трудной ситуации, это будет унизительно.

Заголовком «От терапии к душепопечительству» я хочу подчеркнуть, что, хоть и невозможно отделить терапию от задачи духовника, включая тот случай, когда пациент находится на смертном одре, каждый жизненный путь с определенного момента поворачивает к последнему пределу. Забота о больных, будучи сведенной к одной только терапии, продолжает борьбу даже в том случае, когда поддерживать огонь жизни уже не имеет смысла. Так происходит, когда этика, положенная в основу лечения, имеет и односторонний, и слишком поверхностный характер. Истинная терапия принимает во внимание высшие ценности жизни и человеческое достоинство. Поэтому вегетативные функции человека не поддерживают до самого горького конца, не учитывая психологическую и духовную значимость человека. Наоборот. Истинная терапия ставит на первое место все, что касается человеческого достоинства и истинной духовности.

Поэтому даже церковь не имеет права требовать, чтобы врач любой ценой пытался продлить жизнь пациента, не беря во внимание качество этой жизни. Если качество жизни уже потеряно, а вегетативные функции тела поддерживаются всеми мыслимыми современными приборами и способами, это говорит о том, что на самом деле мы уже продали свою душу наглой гордыне нашего времени, провозглашающей: «Мы умеем делать все, что угодно». Нет, не умеем! Когда смерть вышла на сцену и конец неминуемо приближается, человеку пора покорно признать, что со временной точки зрения игра уже проиграна. Если мы будем продолжать эту судорожную схватку, механическими ухищрениями поддерживая в организме жизнь, мы не сможем выполнить свою истинную задачу, заключающуюся в подготовке ближнего к наиболее безболезненной и достойной человеческой ценности смерти, другими словами — провести так называемую ортпотаназию.

Близость смерти не является единственной ситуацией, когда нам приходится воздерживаться от терапии, направленной на внешнее выздоровление. (При желании достичь внутреннего исцеления никогда не возникает нужды отказываться от истинной терапии.) Мы знаем, что Иисус исцелял больных (хотя и не всех). Знаем также, что страданию отведено свое место в Божием плане и Его деятельности. Павлу пришлось носить «жало в плоти», хотя он сам был посредником в исцелении людей и мог освободить многих от подобных «жал». Сумел ли бы он стать орудием в руках Божиих, если бы сам не возобладал над своим страданием и не принял бы его? В этом смысле он понес свою часть мук Христа. Спасительный труд Иисуса будет завершен лишь в вечности на небесах.

Таким образом, в иных ситуациях мы призваны страдать так, чтобы стать орудиями в руках Бога и посредниками Его благодати. Иногда нам приходится познавать, что в принятии собственной слабости и заключена наша сила. Поэтому физическое исцеление бывает порой меньшей победой, чем перенесенная нами болезнь.

Обращусь еще раз к отчету конференции в Бирмингеме. Стэнли Аллен рассказывал об одной проповеди кюре из Арса[21]. В его церковь каждое воскресенье приходил один калека, который всякий раз просил священника помолиться о его исцелении. Святой отец неизменно повторял в своей проповеди, что поскольку врачи не смогли излечить этого человека, то ему следует взять на себя часть общего бремени и через христианское терпение приносить ежедневную жертву. Это помогало бы и соседям и друзьям калеки нести свои ноши и научаться любить волю Божию.

Святой отец имел право проповедовать так, как он проповедовал, потому что его слова были основаны на его собственном жизненном опыте. Но калека не прислушивался к словам проповедника. Он хотел исцелиться.

— Но что же, — сказал священник со слезами на глазах. — Будь добр, отбрось свою палку и выйди отсюда.

И калека сделал то, что ему приказали!

Мы не можем ожидать, что все больные исцелятся, но мы не должны и отказываться от своего призвания исцелять. Что же нам делать? Разве ответ не в том, что мы должны предлагать людям новую, все изменяющую жизнь в Иисусе Христе, с которой иногда связано и физическое исцеление. Иногда болезнь ведет нас к более глубокому общению со Христом так, что мы получаем благодать страдать вместе с Ним, чтобы служение примирения оставалось неповрежденным.

Достойное отношение к страданию

Как я понимаю, Виктор Франкл хочет обратить внимание именно на это, когда он обсуждает ценности жизни и то, как они соотносятся с болезнью и страданием. Франкл делит ценности жизни на три категории.

В первую категорию входят так называемые творческие ценности. Кто из нас не испытывал радости и удовлетворения от хорошо проделанной работы? Нам радостно создавать, творить что-то.

Но если наша жизнь будет основана исключительно на этой ценности, однажды настанет день, когда мы почувствуем себя обедненными, когда мы не сможем больше ничего творить. Мы знаем, что в наше время все строится именно на этом. Человеку, не участвующему в процессе создания чего-либо (будь это даже напалмовые бомбы, предназначенные для уничтожения детей других людей), его существование кажется бесцельным. Он впадает в уныние, умирает или совершает самоубийство.

Вторая категория включает в себя эмоциональные ценности. Мы можем настроиться на красоту, музыку, искусство, дружбу, фантазию и т.д. Мне вспомнился один пожилой человек, который был всегда радостным. Он не жаловался на одиночество, на ужасающий кошмар старости, но всегда рассказывал с лучезарными глазами, что благодаря радио может проводить день в обществе великих музыкантов мира. «У меня никого нет, но я никогда не чувствую себя одиноким».

Если бы мы смогли обрести все эмоциональные ценности, заключающиеся в христианской вере, — всеобщую солидарность, переходящее все границы единство и любовь, глубокую как море. Если бы мы смогли обрести искреннее, теплое, наполненное любовью единство между мужчиной и женщиной, а также ценность прекрасной, освобождающей смерти, которую старик радостно приветствует как величественное свершение своей жизни. Сколько всего мы обрели бы, если бы наши глаза открылись и мы освободились бы от довлеющей над нами необходимости всегда что-то делать.

Третья категория, согласно Франклу, состоит из ценностей подхода (Einstellungswerte).

В этой главе я пытался объяснить значение новых подходов к жизни, смерти, болезни, страданию, здоровью и абсолюту, особенно с точки зрения душепопечительства. Если мы не способны творить и переживать, существует еще один способ отнестись к неизбежному. Именно к этому хотел обратить святой отец калеку, и мы видим из этого примера, какой трудной иногда бывает эта задача. Нелегко оказаться во власти страдания и муки и признавать себя неспособным ни к какому творчеству. Человеку нелегко найти положительные ценности и в ситуации, когда он чувствует себя ненужным, обузой.

И все же, истинное здоровье мы найдем только тогда, когда наполним свою жизнь такими глубокими ценностями, что хотя и разрушится «земной наш дом» (2 Кор. 5:1), мы будем иметь нерушимую уверенность в том, что нас ожидает лучшее будущее. Нам необходимо учиться верить в любовь Бога даже тогда, когда все внешние обстоятельства говорят против нее. Как же это возможно?

Смерть дает качество жизни

Опытные и зрелые люди единодушны по этому поводу. Дверь открыта. Нам пора превращать смерть в качество жизни. Кто-то сказал: «Учись умирать до того, как умрешь, и тебе не надо будет умирать, умирая».

Но как? Рассматривая всесторонне этот вопрос, мы увидим, что смерть находится в ведении зрелой терапии. Не существует истинного исцеления, в котором каким-то образом не присутствует смерть. Невротик пытается убежать от смерти, цепляясь за какой-то период своей жизни, обычно это детство (часто, может быть, потому, что родители не хотели, чтобы их ребенок взрослел). Однако человек должен пережить несколько «смертей», прежде чем он станет зрелым взрослым.

Младенцу приходится пережить «смерть», когда его отнимают от груди. Он не должен больше зависеть от матери в том смысле, что он находит в себе смелость жить даже тогда, когда матери рядом нет. В школьном возрасте смерть присутствует, например, в опасностях, которые таит в себе дорожное движение. В переходном возрасте подросток «умирает», отказываясь от защищенности детских лет и окунаясь в беспокойную и удрученную жизнь. Решая вопрос о заключении брака, человек «умирает» для своего эгоцентризма, чтобы создать благополучную семью. Будучи родителями, мы испытываем «смерть» в том смысле, что даем детям свободу, в которой они нуждаются, чтобы стать взрослыми, независимыми от опеки родителей людьми.

Человек может стать взрослым и созреть только в том случае, если он выдержит эти маленькие «смерти» надлежащим образом. Если он в процессе созревания найдет свое подлинное «Я», его жизнь наполнится таким содержанием, с помощью которого он сможет оставить временную жизнь по исполнении меры своих дней.

Но в противном случае, если никакая из этих «смертей» не смогла осуществиться должным образом, человек страдает от мучающего его страха смерти. Этот страх пробуждается с каждой даже самой незначительной болью, при малейшем намеке на болезнь. Каждый симптом воспринимается как предвестник болезни, ведущей к смерти. Согласно моему опыту, люди, страдающие подобными недугами, никогда не реализовывали себя.

Эти несчастные бегают от одного врача к другому, ища помощь. Врач же, в свою очередь, лишний раз подтверждает, что пациент полностью здоров, потому что в результатах анализов и обследования нет и намека на болезнь. Здесь повторяется та же печальная картина, что и при упомянутом нами выше неправильном отпущении греха. Пациенту становится легче на несколько дней после посещения врача, и он пытается убеждать себя в том, что врачу лучше знать, и потому ничто в его состоянии не должно вызывать беспокойство. Через некоторое время самовнушение уже не помогает, и еще большая тревога начинает беспокоить человека: врач не захотел сказать мне правду!

Действительно, врач ничего и не мог сказать, потому что человек может быть серьезно болен, даже если у него не выявлены симптомы болезни. Только очень опытный духовник сможет угадать болезнь и то, что она не поддается лечению обыкновенными методами, с помощью лекарств. Необходимо помочь пациенту вырасти духовно, так чтобы он смог прожить те области своей жизни, которые остались неосуществленными. В этом заключается парадокс: пациент должен «умереть» для своей растревоженности, чтобы он мог освободиться от страха смерти. Он должен пережить несколько маленьких «смертей», которые блестяще описывает Джудит Виорст в своей книге Необходимые потери (Necessary Losses). Нужно перестать держаться за столь милый сердцу подол материнской юбки, вступить на школьную дорогу, полную опасностей, нужно стать существом, обладающим полом, пройдя сквозь сложный период полового созревания, нужно дать умереть своему эгоцентризму, если хочешь надеяться на успешный брак, и т.д. Когда же в области школьной медицины готовы будут это признать и сделать соответствующие выводы? В действительности же драгоценное время тратится на всевозможные обследования с использованием дорогостоящих устройств и приборов, хотя одна-единственная беседа могла бы помочь пациенту достигнуть более глубокого, более истинного уровня сознания. И так ли уж важно содержать тело в совершенном порядке, если при этом ничуть не задумываться о том, что же находится под этой внешней оболочкой?

Но и мой рецепт может оказаться негодным. Выше говорилось о том, что пациенту нужно помочь прожить те области его жизни, которые остались нереализованными. Но нетрудно понять, что этот путь не всегда применим. Многие люди, к сожалению — большинство людей, прожили свою жизнь, так и не получив возможности реализовать себя, а теперь они подошли к финишной прямой, на которой коренное изменение образа жизни уже невозможно. Потеряли ли эти люди свою жизнь? Это не риторический, а чрезвычайно важный вопрос, потому что жизнь можно потерять и во времени, и в вечности. Если мы будем откровенны сами с собой, то остановимся и обдумаем его. По сути дела, в нем заключается наше вечное призвание.

Если слова о Божией благодати действительно что-то значат, то именно в этот момент человек может ощутить ее огромное содержание. (Конечно же, я не говорю, что ее значение не может быть таким же великим и в других ситуациях жизни, но когда человек подходит к пределу жизни, он ясно видит даже то, что мог бы так и не разглядеть.) В такой момент ощущение Божией благодати означает полную зависимость человека от Его милости. Спасение основывается на том, что только во власти Бога простить ему то, что он не воспользовался всеми теми возможностями, которые были даны ему в течение его жизни.